— Наш выйдет последним, — сказал тот.
Уайлд не понял, о чем он, но подумал, что вскоре все узнает. Когда поток мужчин иссяк (в Синг-Синге отбывают наказание одни лишь мужчины), в зале появился последний человек — в кресле-каталке. Уайлд понял, почему их усадили у самой двери.
Чтобы не утруждать инвалида.
Мужчина в кресле был чернокожим. Волосы короткие и седые, кожа задубелая, глаза желтушные. Уайлд решил, что ему за пятьдесят. Может, за шестьдесят. Тюрьма старит человека. Конечно, это речевой штамп, но иной раз штампы бывают весьма уместны.
Долговязый Саул Штраус выпрямился во весь рост, а потом наклонился и обнял чернокожего мужчину:
— Привет, Реймонд.
— Привет, Саул.
— Знакомься, это Уайлд. Уайлд, это Реймонд Старк.
Уайлд пожал мужчине руку. Рукопожатие Старка было крепким.
— Приятно познакомиться, Уайлд.
— И мне, — сказал Уайлд, потому что не знал, что еще сказать.
Реймонд Старк посмотрел на него снизу вверх и улыбнулся. От улыбки все лицо его засияло.
— Вас нашли в лесу, когда меня держали в Ред-Онион, — сказал он. — Это тюрьма строгого режима в Вирджинии. Тогда я только сел. Еще на что-то надеялся, понимаете? Верил, что власти осозна́ют свою ошибку. И меня с минуты на минуту выпустят на волю. — Уайлд понял, что этот человек провел в тюрьме больше тридцати лет. — Про вас тогда было много статей. Я все их читал. Эта ситуация… То есть у вас не было ни семьи, ни каких-либо связей. Ни прошлого, верно?
— Верно.
— Даже не знаю, благословение это или проклятие. — (Саул сел и жестом велел Уайлду сделать то же самое.) — Спасибо, что пришли, — сказал Реймонд, обращаясь к Уайлду.
Уайлд взглянул на Реймонда, затем на Штрауса:
— Не хотите объяснить, зачем я здесь?
— В тысяча девятьсот восемьдесят шестом году Реймонда арестовали за убийство молодого человека по имени Кристофер Энсон. Энсона зарезали в Динвуде, это район Вашингтона. Полиция решила, что Энсон хотел купить наркотики. И оказался там, где оказываться не следовало. Хотя, чтобы не очернять имя жертвы, в прессу об этом не сообщали. В общем, его ударили ножом — один раз, в сердце, — и ограбили. Вы тогда были слишком юны, поэтому ничего не помните. Но дело было громкое. Энсон был белый, из богатой семьи, учился в колледже. Общественность требовала вынести смертный приговор.
Реймонд коснулся руки Уайлда. Тот обернулся и заглянул в желтушные глаза.
— Я его не убивал.
— Можете себе представить, каково это было. СМИ, мэр, требования раскрыть дело. Наверное, копы получили анонимную наводку: дескать, Энсон покупал наркотики у черного паренька в Динвуде. Поэтому замели всех черных пареньков, до которых сумели дотянуться. Ничего не объясняли, не давали спать, допрашивали с пристрастием — ну, вы понимаете, о чем я.
— Да, — сказал Уайлд. — Но не понимаю, зачем я здесь.
— В конце концов, — настойчиво продолжил Штраус, — какой-то паренек сказал, что Реймонд продает наркотики богатеньким белым ребятам.
— Марихуану, — сказал Реймонд. — Отчасти это правда. Но в основном я работал курьером.
— Судья выдал ордер на обыск, и детектив из полиции округа Колумбия по имени Шон Киндлер нашел нож у Реймонда под матрасом. Нож проверили. Оказалось, это орудие убийства. Сами представляете, как быстро все покатилось по наклонной плоскости.
— Это был не мой нож, — произнес Реймонд. Он снова смотрел Уайлду в глаза. — Я его не убивал.
— Мистер Старк? — сказал Уайлд.
— Зовите меня Реймонд.
— Реймонд, я видел, как конченые социопаты смотрят мне в глаза — прямо как вы — и лгут мне в лицо.
— Да, знаю, — сказал Реймонд Старк. — Я тоже такое видел. Вижу каждый божий день. Я живу среди конченых социопатов. Но я не знаю, что еще сказать, Уайлд. Я провел тридцать четыре года за решеткой. Отбываю срок за чужое преступление. Я старался изо всех сил. Много учился, окончил здесь школу, колледж, даже получил степень доктора юриспруденции. Писал письма с опротестованием дел сокамерников. И своего дела. Но бесполезно. Все всегда бесполезно. — Сложив руки на столе, Реймонд отвел глаза. — Представьте, что вас закрыли в подобном месте. Что вы ежедневно пытаетесь донести до людей правду. Докричаться всеми известными вам способами. Но вас никто не слышит. Хотите, расскажу кое-что странное?
