— Так что тебя сюда привело? — спросила она.
— По-моему, прошло уже достаточно времени.
— Не поняла?
— Ты сказала, чтобы я не торопился звонить. Чтобы не казалось, что я места себе не нахожу.
— Да, так и сказала.
— И поскольку я в какой-то степени человек старой закалки, приглашаю тебя на ужин по-старомодному.
— Ого.
— Лично.
— Ого.
— Потому что не нашел телефона с дисковым циферблатом. Таких сейчас нигде нет.
— Ого.
— По-моему, все идет как надо. — Он снова улыбнулся.
— Мне что, снова сказать «ого»?
— Нет. Пожалуй, суть мне ясна. Ну так что, поужинаем как-нибудь?
— Наверное, я должна сделать равнодушное лицо и сослаться на то, что у меня дел невпроворот и нужно свериться с расписанием.
— Ого, — сказал Орен.
— Да, Орен. Я с тобой поужинаю. С огромным удовольствием.
— Значит, завтра?
— Завтра в самый раз.
— В семь?
— Я закажу столик, — сказала она.
— Галстук понадобится?
— Нет.
— Вот и хорошо.
— Вот и славно.
Молчание.
Он шагнул вперед, словно собирался ее обнять, но передумал. Неловко взмахнул рукой и сказал:
— Тогда до свидания.
Прошел мимо и вышел из комнаты. Хестер проводила его взглядом.
Вот именно. Хестер едва сдержалась, чтобы не запрыгать от радости. Красавец-великан.
Расти Эггерс выключил телевизор и театральным жестом швырнул пульт на белый диван.
— Это всего лишь дурацкий иск.
Гэвин Чеймберс кивнул. Они только что смотрели передачу Хестер Краймштейн: интервью с Саулом Штраусом. Дело было в элегантном бело-хромовом пентхаусе Расти с окнами во всю стену — в соответствии с замыслом проектировщика этого небоскреба. Из окон открывался великолепный вид на Манхэттен — до горизонта, такой, что дух захватывало. В первую очередь из-за того, что небоскреб стоял не на Манхэттене, а в нью-джерсийском Хобокене и смотрел на город, а не терялся среди других высоток. У ньюйоркцев, живущих на берегу Гудзона, тоже неплохой вид на Нью-Джерси. Но у жителей Нью-Джерси с другого берега реки вид на Нью-Йорк открывается такой, что впору придерживать челюсть. Вечером (то есть сейчас) в Гудзоне отражались огни прибрежных зданий и река выглядела как россыпь бриллиантов на черном бархате.
— Судья не даст этому делу ход, — продолжил Расти. Тон у него был чрезвычайно уверенный. Расти всегда говорил чрезвычайно уверенным тоном.
— Не сомневаюсь, что вы правы, — согласился Гэвин Чеймберс.
— По-моему, в этой передаче Хестер Краймштейн выглядела весьма неплохо, — сказал Расти.
— Это так.
— Играла по-честному. Осадила Штрауса, когда он начал нести чушь.
— Да.
— Но он не отступится, верно?
— Саул Штраус? — Гэвин Чеймберс покачал головой. — Нет, не отступится.
— Вы с ним знакомы, да?
— Да.
— Служили вместе.
Верно. Они были сослуживцы. Морпехи. Целую жизнь тому назад. Саул Штраус всегда вызывал у Гэвина восхищение. Упрямый смельчак-забияка с единственным недостатком: Штраус почти всегда принимал неверные решения.
— Давно вы его видели?
— Очень давно.
— Тем не менее, — сказал Расти, — вы с ним были братьями по оружию. Это крепкие узы.
Гэвин промолчал.
— Как думаете, у вас получится с ним поговорить?
— Поговорить?
— Убедить его, что пора сдать назад.
Гэвин помнил, что Саул Штраус — человек с активной жизненной позицией. Сентиментальный пассионарий, «зеленый» до мозга костей, живущий в воображаемом мире. Не исключено, что сыроед. Короче говоря, «возьмемся за руки, друзья». Однако, когда речь заходила о Расти Эггерсе, в разглагольствованиях Саула и ему подобных все громче звучала истерическая нотка. Это опасно.
— Не выйдет, — сказал Гэвин.
— Значит, Штраус и впрямь меня ненавидит?
И Гэвин Чеймберс, и Саул Штраус выросли в семьях со смешанными политическими взглядами. Отцы их были консерваторами, матери — сторонницами либерализма. Гэвин пошел по стопам своего старика, а Саул был самым что ни на есть маменькиным сынком. В прошлом они воодушевленно спорили: Гэвин утверждал, что Саул наивен и сентиментален, а тот в ответ обзывал его бездушным дарвинистом. Но эти дружеские разговоры остались в далеком прошлом.
— Он превратился в фанатика, — сказал Гэвин.
— Это я уже понял, — кивнул Расти.
— Угу.
— Ваш друг Саул и я… В чем-то мы очень похожи. Мы оба считаем, что современным миром правят мошенники. Оба уверены, что это не на руку американской нации. Оба знаем: чтобы исправить ситуацию, сперва нужно перевернуть все вверх дном.
