— Тем не менее такая защита у вас тоже есть. Юридическая защита. Мне хотелось, чтобы вы это знали. Да, я ваш надежный друг, но по закону не имею права пересказывать кому-то ваши слова.
Расти Эггерс с улыбкой обернулся:
— Вы же знаете, что понадобитесь мне в кабинете министров?
— Дело не в этом.
— Советник по национальной безопасности. А то и министр обороны.
Отставной полковник Гэвин Чеймберс, бывший морпех, изо всех сил сдерживал волнение, но все же он был живой человек. При мысли о министерской должности у него закружилась голова.
— Ценю ваше доверие.
— Вы его заслужили.
— Разрешите вам помочь, сенатор?
— Вы уже помогаете.
— Дело в том, что до меня дошли слухи…
— Это всего лишь слухи, — сказал Расти.
— В таком случае почему я стерегу Мейнардов?
— Вы знакомы с теорией подковы? — Расти снова повернулся к нему.
— Что за теория?
— Принято считать, что в политике правое и левое крыло — две параллельные прямые. Одна проходит справа, а другая, как вы понимаете, слева. Они не пересекаются. Это противоположные полюса. Но по теории подковы этих двух прямых не существует. Есть одна кривая в форме подковы — с двумя вершинами, справа и слева, и эти вершины не так уж далеки друг от друга. Ближе, чем точки в центре подковы. Некоторые даже утверждают, что речь здесь идет не о подкове, а скорее о круге, где крайние точки — левая и правая — сливаются воедино, являя собой тиранию в той или иной форме.
— Сенатор?
— Да?
— Я тоже изучал политологию.
— Значит, вы понимаете, что я пытаюсь сделать. — Расти подошел ближе, он морщился, когда наступал на больную ногу. После того ужасного вечера нога причиняла ему немало неудобств. — По большей части американцы находятся, так сказать, в центре подковы. Кто-то склоняется влево, кто-то вправо. Эти люди меня не интересуют Они прагматики, а прагматик способен передумать. Избиратели считают, что президент должен взывать к этой массе. К тем, кто находится в центре. У нас примерно полстраны правых, полстраны левых, так что нужно работать с серединой. Но я выбрал другой путь.
— Не понимаю, как все это относится к Мейнардам, — сказал Гэвин.
— Я — следующая ступень эволюции нашей политической культуры, подверженной вспышкам гнева и одержимой социальными сетями. Если хотите, высшая ступень. Человек, который уничтожит существующее положение вещей. — Глаза Расти горели огнем. Он мечтательно улыбался. В комнате никого не было, но Гэвину показалось, что он слышит крики миллионной толпы. — Вот в чем дело. Если мои враги решат, что у моих близких друзей Дэша и Делии есть какой-то — любой — компромат на меня, они ни перед чем не остановятся, лишь бы его заполучить. Ни перед чем.
— То есть вы затеяли все это, чтобы защитить близких друзей от вероятного нападения?
— А что, в это так трудно поверить? — (Скроив гримасу, Гэвин приблизил кончик указательного пальца к кончику большого, чтобы показать, что у него есть небольшие сомнения на этот счет.) Расти рассмеялся. Смех у него был заразительный. Очаровательный. Обезоруживающий. — Я познакомился с Делией еще во время учебы в Принстоне. Вы об этом знаете?
Разумеется, Гэвин об этом знал. Он знал всю эту историю. На первом курсе Расти с Делией встречались, но разошлись после летней практики в Капитолии (тогда они работали на демократов). Делия влюбилась, а потом вышла замуж за другого практиканта — многообещающего документалиста по имени Дэш Мейнард. Как ни странно, тогда-то Расти и познакомился с Дэшем — в округе Колумбия, во время летней практики у демократов.
Тогда-то все и началось.
— Мейнарды знают обо мне больше, чем кто-либо другой, — сказал Расти.
— Например?
— Ой, ничего такого ужасного. Никакой серьезной грязи. Но в те времена Дэш все записывал. Все без исключения. Закулисные разговоры. Частные сборища. Повторяю, ничего особенного, но на этих записях обязательно найдутся моменты, способные сыграть на руку моим врагам, понимаете? Например, я нагрубил гостю передачи, отчитал сотрудника, взял даму за локоток — да что угодно.
— А точнее?
— Ничего не приходит в голову.
Гэвин ему не поверил.
— Просто присмотрите за ними еще несколько недель. Потом все закончится.