Хестер пыталась сосредоточиться, но волновалась, будто школьница.
В гостях у передачи «Краймштейн и криминал» был знаменитый активист и адвокат Саул Штраус. Темой нынешней передачи, как и почти всех передач последнего времени, была возмутительная президентская кампания Расти Эггерса, гуру телевизионных ток-шоу и человека с сомнительным прошлым.
Хестер подводила программу к рекламной паузе, но думала лишь об эсэмэске, которую только что прислал Орен Кармайкл:
Знаю, ты в эфире. Когда закончишь, можно заехать на разговор?
Она, волнуясь — блин, старовата она для таких волнений, — ответила утвердительно и добавила, что сообщит имя Орена на проходную и что он может приезжать в любое время. Чуть не поставила в конце текста эмодзи — сердечко или смайлик, — но здравый смысл подсказал не делать этого.
Однако чуть не поставила.
Во время рекламы Хестер прочла на телесуфлере краткую биографию Саула Штрауса: сын губернатора Вермонта, республиканца старой закалки, служил в армии, окончил Брауновский университет, преподавал в юридической школе Колумбийского университета, пахал без продыху, был рьяным защитником сирых и убогих, спасал природу, боролся за права животных… Короче, если видел какое-нибудь душераздирающее дело, тут же окунался в него с головй.
— Давайте проясним ситуацию, — без обиняков сказала Хестер. — Вы подали в суд на продюсеров «Расти-шоу», но не на самого Расти Эггерса, правильно?
На ее взгляд, Саулу Штраусу было слегка за шестьдесят. Вид у него был как у типичного преподавате-ля-гуманитария: длинные седые волосы, собранные в конский хвост, нарядная фланелевая рубашка под выцветшей вельветовой курткой апельсинового цвета (завершающим штрихом были заплатки на рукавах), растительность на лице (где-то между модной и сектантской), на шее — цепочка с очками для чтения. Несмотря на одежду, Хестер понимала: перед ней несгибаемый морской пехотинец с железной волей.
— Именно так. Я представляю одного из рекламодателей «Расти-шоу», и мой клиент не без оснований полагает, что ему продали услугу ненадлежащего качества.
— Что за рекламодатель?
Штраус положил ладони на стол. Руки у него были огромные, толстые, пальцы как сардельки. Когда он приходил на передачу в прошлый раз, Хестер во время разговора положила руку ему на предплечье. Всего лишь на секунду. Тогда ей показалось, что это не предплечье, а мраморная глыба.
— Мы попросили судью не разглашать имя моего клиента.
— Но это иск по поводу мошенничества?
— Да.
— Поясните.
— Если вкратце, мы полагаем, что организаторы «Расти-шоу» ввели в заблуждение моего клиента и других рекламодателей, преднамеренно скрывая информацию, способную навредить публичному образу бренда.
— Какую информацию?
— Пока что мы не знаем, какую именно.
— Тогда на чем основан иск?
— Мой клиент без всякой задней мысли связал название своей фирмы с именем Расти Эггерса и его телевизионной программой. Мы считаем, что в этот момент и телевизионная компания, и Дэш Мейнард…
— Дэш Мейнард — то есть продюсер «Расти-шоу»?
— Он не только продюсер. — Саул Штраус усмехнулся. — Эти двое — давние друзья. Мейнард создал это шоу — как создал всю эту фальшивую сущность, известную нам под именем Расти Эггерса.
Хестер подумала, не стоит ли развить тему фальшивой сущности, но решила воздержаться.
— Ладно, хорошо. Но я все равно не понимаю, в чем суть вашего иска.
— Дэш Мейнард владеет информацией, способной погубить Расти Эггерса…
— Откуда вы знаете?
— …и, не раскрыв этой информации, пусть даже были подписаны все документы о неразглашении, Дэш Мейнард знал, что продает рекламу во взрывоопасной передаче. Она могла бахнуть в любой момент. И нанести вред бренду моего клиента.
— Но не бахнула.
— Нет, пока что нет.
— Вообще-то, «Расти-шоу» сняли с эфира. Сегодня Расти Эггерс — лидер президентской гонки.
