— Тетапе дзонаней пемонэйте хэхэ зетэне нетаите.
Ну и все вновь начинали искать. Вот уже и стемнело, и многим надоело это занятие. Макунаима было завел свое:
— Тетапе дзонаней пемо…
Но ему никто не дал закончить, все закричали в один голос, требуя объяснений, что же означают эти слова. Макунаима охотно ответил:
— Не знаю. В детстве так говорили, когда я маленький был.
В толпе запахло жареным. Макунаима быстро стал извиняться:
— Спокойно, народ! Тетапе хэхэ! Я же не говорил, что след тапира здесь есть, я говорил только, что был. А теперь его нет!
От такого объяснения злость толпы только увеличилась. Один уличный торговец сильно рассердился, а журналист, на которого он в припадке ярости наступил, рассердился еще сильнее. Начинался жуткий шурум-бурум. Макунаима воспользовался заминкой, ноги в руки и на подножку звеневшего мимо трамвая, на котором доехал до великаньего дома.
Венцеслав Пьетро Пьетра потихоньку приходил в себя после взбучки, полученной во время макумбы. В доме было душно от готовящейся поленты, а на улицу южный ветер принес прохладу, поэтому великан со своей старухой Сеюси, обеими дочерьми и прислугой, взяли стулья и разместились у входной двери, чтобы понежиться на свежем воздухе. Бинты и вату с великана еще не сняли, и он был похож на ходячий мешок.
По району как раз слонялся малой Ливень. Завидев жмущегося к забору Макунаиму, он остановился недалеко от него и принялся наблюдать. Макунаима рассердился:
— Ну, чего уставился?
— А что это ты там делаешь, а?
— Я пугаю великана Пьяймана с его семейством.
Ливень прыснул со смеху:
— Ну и ну! Да разве великан тебя испугается!
Макунаима взглянул на самодовольного пацана и захотел было показать ему, где раки зимуют. Но вовремя вспомнил: когда разозлишься, пересчитай три раза пуговицы на своей рубашке. Так он и сделал, и злость прошла. Тогда герой предложил:
— Давай-ка с тобой поспорим. Я ответственно заявляю, что Пьяйман уйдет в дом, испугавшись меня. Спрячься-ка вон там да слушай, что они будут говорить.
— Эй, смотри, парень, берегись великана! Не знаешь, что ли, на что он способен? Пьяйман слаб-то слаб, но плошка из-под перцу и пустая чихать заставит… Что ж, давай поспорим, если ты и вправду не боишься.
Пацан обернулся невесомой капелькой и упал на землю рядом с Венцеславом Пьетро Пьетрой, его спутницей, дочерьми и прислугой. Маунаима взял первое ругательство из своей коллекции и бросил его Пьяйману в лицо. Удар пришелся в цель, но Венцеслав Пьетро Пьетра и ухом не повел, точно слон толстокожий. Макунаима взял другое ругательство, еще более страшное, и бросил его в каапору. Ругательство срикошетило, но никто и внимания на него не обратил. Тогда Макунаима обрушил на них всю свою коллекцию ругательств, и было их десять тысяч раз по десять тысяч ругательств. Венцеслав Пьетро Пьетра повернулся к старухе Сеюси и спокойно сказал:
— Есть слова, которых мы еще не знаем, собери-ка их дочкам, глядишь, пригодятся.
Тут Ливень вернулся. Герой спросил его:
— Ну что? Испугались или нет?
— Какое там испугались! Великан даже отдал новые ругательства дочерям, чтоб развлекались. А вот меня они боятся. Спорим? Давай туда — и слушай, что будет.
Макунаима обернулся качипáрой — самцом муравья-саувы — и забурился в обволакивающую великана вату. А Ливень оседлал идущее мимо облачко и, когда оно пролетало над великаном, принялся на него писать. И мелкие капли застлали воздух густым полотном. Увидев такой потоп, великан не на шутку испугался,
— Пойдем-ка внутрь, семейство!
И все семейство бегом скрылось внутри дома. Тогда Ливень спрыгнул с облака и сказал Макунаиме:
— Ну вот видишь теперь?
Так и посейчас. Семья великана боится мелкого ливня, но совсем не боится ругательств.
Макунаима весь вскипел со злости, но сдержался и спросил:
— Скажи-ка мне вот что: ты знаешь язык я-па-зык-пык?
— Слыхом не слыхивал!
— Ну так вот, пацан: и-пи-ди-пи-вжо-по-пу-пу!
И герой направился восвояси.
На другой день Макунаима объявил братьям, что собирается идти ловить рыбу на реке Тьете. Маанапе предостерег брата:
— Герой, не ходи туда сегодня, там старуха Сеюси, жена великана. Она тебя поджидает, чтобы съесть!
