Когда Вей и три ее дочери возвращались после дня, прежде ночи, девушки — они шли перед матерью — увидели, что Макунаима решил позабавиться с португалкой еще раз. Тогда все три дочери света разозлились:
— Так вот, значит, как герои поступают! Тебе что, наша мать, Вей-Солнце, не говорила, что ли, чтоб ты все время сидел в лодке и не забавлялся с другими?!
— Мне так грустно было! — ответил герой.
— Грустно ему было! Тебе сейчас так грустно станет, сразу погрустнеешь! Задаст тебе огоньку наша мать, Солнце!
И они пошли к Вей очень сердитые и нажаловались:
— Смотри, матушка-Солнце, что сделал твой зять! Стоило только нам углубиться в сад, как он сиганул из лодки, запал на какую-то дамочку, привел ее в твою лодку, и они еще и забавляются по самое не хочу! Вот они уже назабавлялись и смеются теперь!
Тогда Вей-Солнце обожглась сама об себя и закричала дурным голосом:
— Так-так-так, душа моя! Я разве не говорила тебе, чтоб ты ни с кем забав не устраивал? Говорила! А ты не только устроил, но и до сих пор забавляешься, да еще и в моей лодке, да еще вы тут смеетесь весело!
— Мне так грустно было! — сказал опять Макунаима.
— Если бы ты меня послушался, сейчас я б выдала за тебя одну из моих дочерей, и ты бы всегда был молод и красив. А теперь ты будешь молод совсем немного — ровно столько, сколько все остальные люди, а потом ты понемногу растеряешь свою молодость и веселье.
Макунаима чуть не заплакал:
— Кабы я знал…
— Если б да кабы — эти святые никому еще не помогли, душа моя! А ты нахал, я погляжу, это да! Не дам я тебе теперь ни одной из своих дочерей!
Тогда Макунаима тоже взъерепенился:
— Да и не нужна мне ни одна из всех трех! Три — черт забери!
Тогда Вей и три ее дочери отправились в гостиницу и оставили Макунаиму спать в лодке с его португалкой.
Когда наступил час рассвета, Солнце и девушки прогуливались по пляжу и увидели, что Макунаима с португалкой все еще спят. Вей разбудила обоих и подарила Макунаиме камень Ватó. А камень Ватó дает огонь всякий раз, как попросишь. И Солнце со своими тремя дочерьми ушли.
Макунаима еще целый день забавлялся с разносчицей рыбы по всему городу. Ночью они уснули на скамейке в районе Фламéнго, и тут пришло жуткое привидение. Это был Мьяникé-Тейбé, он хотел съесть героя. Нос у него был на пальцах рук, уши — на пупе, а глаза — на груди. Вместо одного рта было целых два — на внутренней стороне каждой стопы, откуда пальцы растут. Макунаима проснулся, потому что привидение сильно воняло, вскочил на оленя и умчался прочь из Фламенго. Тогда Мьянике-Тейбе съел разносчицу рыбы и уплелся восвояси.
На другой день Макунаима решил больше не пытать счастья в столице Республики. Он выменял на камень Вато портрет в газете и вернулся в деревню, стоящую на потоке Тьете.
Глава 9. Письмо к Икамиабам
Любезным нашим подданным, сеньорам Амазонкам.
Тридцатое мая тысяча девятьсот двадцать шестого года,
Сан-Паулу.
Любезные дамы, вас, конечно, немало удивит сие послание и его стиль. Меж тем Мы вынуждены начать эти полные тоски и бесконечной любви строки с неприятного известия. Ибо правда то, что в славном городе Сан-Паулу, — самом большом городе на свете, как говорят его жители, — знают вас не под именем Икамиаб, происхождение коего слова неясно, но под прозвищем Амазонки; и рассказывают о вас, что вы воинственные наездницы и ведете свою родословную из классической Эллады; и вот так называют вас. Сильно опечалили Нас, вашего Императора, такие промахи эрудиции, однако вы сойдетесь с Нами в том, что так, по соприкосновении с почтенной платиной традиции и древней чистотою, ваш облик становится еще более героическим и выдающимся.
Однако Нам не стоит растрачивать ваше драгоценное время, а тем паче смущать ваш разум дурными вестями; посему перейдем тотчас же к рассказу о Наших деяниях в сих краях.
Не прошло еще и пяти солнц с тех пор, как Мы покинули ваши края, когда Нас постигло величайшее несчастье. Одной прекрасной ночью, в майские иды истекшего года, Мы потеряли муйракитан; когда-то его писали «муракитан»; а некоторое ученые, рьяно защищающие необычные этимологии, пишут мюуйракытан и даже — да-да, не смейтесь — муракэ-итан. Знайте же, что это слово, столь привычное для ваших евстахиевых труб, здесь почти неизвестно. В здешних весьма гостеприимных краях даже воины зовутся полицейскими, монахами, охранниками, боксерами, законниками, хулиганами и т. п.; и некоторые из этих терминов суть абсурдные неологизмы, вздорные отходы, которыми невежи и петиметры пятнают добрую лузитанскую речь. Однако у Нас нет времени рассуждать подробно sub tegmine fagi о португальском языке, также называемом лузитанским. Вам, несомненно, интереснее будет узнать, что здешние воины не выбирают себе надменных воинственных дам для супружеской связи, но, напротив, дам любят таких, что доступны в обмен на маленькие летучие листки бумаги, в народе называемые деньгами, в них весь послужной список Цивилизации, к которой сегодня мы имеем честь принадлежать. Итак, слово «муйракитан», которое уже ранит латинские уши вашего Императора, местным воинам неизвестно, равно как и всем прочим сословиям, населяющим эти земли. Лишь некоторые «лица особо благочестивые и образованные», как сказал старенький классик, брат Луис ди Соуза, процитированный доктором Руем Барбозою, до сих пор освещают своим вниманием, придавая им весьма посредственную ценность, муйракитаны, происходящие из Азии, а не из ваших пальцев, так старательно натирающих камень.
