И, раз уж Мы остановились на столь деликатном вопросе, прежде чем оставить его, сделаем некоторые дополнительные замечания, которые могут быть вам полезны. Женщины Сан-Паулу, помимо того что они весьма красивы и мудры, не довольствуются одними данными им Природою дарами и совершенством; но с великим усердием заботятся о себе; и до тех пор эта работа не может считаться законченной, пока они не закажут со всех концов света самых великолепных и приятных снадобий и одеяний, которые создала обнаженская, то есть женская, наука былых цивилизаций. Так они позвали учительниц из старушки Европы, особенно из Франции, и с ними выучились проводить время совсем не так, как вы. То они прихорашиваются, проводя целые часы за этим кропотливым занятием, то очаровывают театральные союзы нашего общества, то не занимаются ничем; и проводят погруженные и увлеченные этими трудами весь день, так что возвращаются домой поздно ночью; им едва хватает времени наскоро позабавиться, и они отдаются, как говорится, в объятия Орфея. Однако знайте же, милые сеньоры, что день и ночь здесь сильно разнятся с вашим военным распорядком: день начинается здесь, когда у вас он в самом разгаре, а ночь — когда вы видите четвертый сон, который, в конце концов, лучше всего восстанавливает силы.
Всему этому паулистанские женщины научились у французских учительниц, а помимо того еще полированию ногтей и их отращиванию, а также, horresco referens, увеличению прочих роговых частей своих законных партнеров. Уж позвольте Нам эту искрометную иронию!
Многое бы могли Мы рассказать вам и о том, как они остригают косы свои столь умилительно и по-мужски, что более похожи на развратной памяти эфебов и Антиноев, чем на матрон, ведущих свой род прямиком от древнеримских. Однако вы сойдетесь во мнении с нами в том, что касается длинных кос, если вспомните, что было сказано ранее; ибо ученые мужи из Сан-Паулу завоевывают желанных своих не силою, но в обмен на злато и омаров, и косы тут уже не нужны; присовокупим к тому же, что таким образом уменьшаются беды, коих причиной являются эти косы, в которых живут и находят себе постоянное пропитание весьма зловредные насекомые, как это часто у вас бывает.
Паулистанским дамам одного только французского воспитания недостаточно, им мало нежностей и кокетства по моде Людовика XV, и они выписывают из самых немыслимых уголков мира что им заблагорассудится, как-то: японских рыбок, индийские рубины, североамериканскую развязность, не говоря уже о прочих навыках и сокровищах со всего света.
Расскажем теперь вам, хотя бы самую малость, о внушительном стаде женщин родом из Польши, которые здесь проживают и многим заправляют. Эти сеньоры весьма оживленны в обращении, а числом их больше, чем песку в море. Как и вы, сеньоры Амазонки, эти дамы образуют гинекей, причем мужчины, обитающие в их домах, суть рабы, обреченные прислуживать. И посему не зовутся они мужчинами, но отзываются на заморского происхождения слово «гарсон»; они вполне вежливы и молчаливы, а одеты всегда в одно и то же траурное платье.
Живут эти дамы, как в замках, все скопом в одном месте, которое здесь называют «кварталом», или же «пансионами», или же «дурным районом»; необходимо же отметить, что это последнее выражение не вполне справедливо и не нашло бы себе места в этих строках, если бы Мы не стремились быть как можно более точны в изложении фактов. Однако если, как и вы, сии любезные сеньоры образуют женский клан, они во многом отличаются от вас внешностью, образом жизни и идеалами. Знайте же, что активный период их жизни наступает ночью, а также они не посвящают себя занятиям, угодным ратному богу Марсу и не прижигают правой груди, а служат лишь Меркурию; что касается грудей, они дают им вырасти подобно громадным упругим плодам, которые, может быть, и не придают им еще большего изящества, но служат условием для многочисленных кропотливых трудов, требующих исключительной добродетели и великого напряжения.
Еще одно отличие их внешности, до некоторой степени чудовищной, хотя и приятной чудовищности, состоит в том, что мозг у них находится в срамных местах, а сердце, как метко говорится на языке мадригалов, в ладонях.
