Постепенно собственный голос в ушах затухает, их будто закладывает ватой, а тело поводит в сторону. Ни в коем случае нельзя упустить этот момент, иначе весь ритуал проделан напрасно.
Обе руки кладутся в центр «розы ветров», и неведомая сила толкает их, указывая нужное направление, а в голову приходит число – расстояние до разыскиваемого объекта.
Число было – пятьдесят. Значит, его содержат в Урцхене. В тюрьме Урцхена.
Вернувшись в реальный мир, гоэта быстро, но тщательно уничтожила следы октограммы.
Радовало, что некромант жив – заклинание поиска не сработало бы для мертвого. Но надолго ли? Если в деле замешан инквизитор, Малису не поздоровится. Его нужно было спасти. Но как? Увы, Эллина не обладала развитым даром и серьезным магическим потенциалом, да и женскими чарами похвастаться не могла. Ни соратников, ни могущественных друзей, ни денег…
Всю обратную дорогу до гостиницы она напряженно думала, перебирая варианты. Положение казалось безвыходным и оставалось таким вплоть до самого вечера, пока, уже готовясь ко сну, Эллина не вспомнила кое-что. Этому в училище не учили, более того, если бы узнали, что кто-то практикует, немедленно бы отчислили и поставили на учет властей. А может, и препроводили к следователю.
Риск? Безусловно, риск, потому что она знала об этом только в теории от того же Малиса и, что греха таить, из книг, в которые, заинтересовавшись его недомолвками, заглянула. Но оно того стоило – на кону стояли жизнь и здоровье близкого ей человека. А каждый день промедления мог обернуться новым витком пыток: ведь, судя по репликам Брагоньера, щадить любых темных он был не намерен.
Дождавшись самого глухого часа ночи, Эллина, как вор, выглянула в коридор и, захватив сумку, осторожно скользнула вниз по лестнице. Она надеялась не разбудить охрану и найти недостающие необходимые вещи внизу или на месте.
Сердце бешено колотилось от сознания того, что впервые в своей жизни она осмысленно шла на преступление.
Брагоньер позаботился о том, чтобы ее охраняли: в холле гостиницы дежурили двое солдат. Еще одного гоэта видела на лестнице, но он, к счастью, задремал на посту. Очевидно, она ценный свидетель, раз о ней так заботятся, позволяют жить за государственный счет.
Прижимая к груди сумку, Эллина не сводила глаз с двух фигур, гадая, как бы их обойти. Они сидели у дверей в столовую и играли в кости. На полу рядом с ними стояла тарелка с куриными окорочками и какая-то бутылка, к которой они по очереди периодически прикладывались.
Уходить солдаты никуда не собирались, оставалось только отвлечь их либо надеяться на счастливый случай. И он представился – один из караульных, зевая, погасил свечу и потащил товарища спать: «Все равно здесь тихо, как в брюхе мертвеца».
Прижавшись щекой к перилам, гоэта прислушалась, не решаясь зажечь светляк. Но вроде все было тихо. Наверное, солдаты устроились на кухне.
Выждав для уверенности еще минут десять, показавшиеся ей вечностью, Эллина скользнула к двери и, отодвинув засов, выскользнула наружу.
Промелькнула мысль – вдруг кто-то задвинет его, как она тогда вернется в номер, но гоэта отогнала ее и быстрым шагом направилась в сторону выезда из города. Пешком, безусловно, дольше, да и погода не радует, но лошадь создает слишком много шума, ее не спрячешь.
Сердце сжималось от каждого звука, от каждой тени, но Эллина шла, пересиливая себя.
Вот, наконец, и кладбище. Оно не принадлежит ни городу, ни окружающей долине, и на него можно беспрепятственно попасть.
Переждав традиционный ночной обход в тени стены последнего дома, Эллина практически бегом преодолела разделявшее ее и ограду расстояние. Сначала перекинула сумку, затем кое-как перелезла сама, мысленно повторяя то, что должна сделать. Пожалуй, этого она боялась еще больше, чем стражи, – темного, непонятного и неприветливого мира, который мог не отпустить ее.
На кладбище было тихо, как и положено быть тихо в доме мертвых. Прижимая к себе сумку, гоэта шла по заснеженным дорожкам, вглядываясь в очертания могильных камней. Храмовый знак творился ею непрестанно, отгоняя души усопших.
