– Что еще? Мэтру Олиоху до сих пор неймется? – Брагоньер неодобрительно покосился на то, что она принесла. – Порой мне кажется, что собственной крови он во мне не оставил.
– Это делала я, – смутившись, ответила гоэта. – Помогает быстро восстановить силы. Спасибо за то, что сняли арест.
– Не за что. Теперь вы вряд ли куда-то сбежите. Надеюсь. Кстати, радуйтесь, вашего Малиса до сих пор не нашли. А вот господин Ашерин наследил. И теперь он от меня не уйдет.
Сказано это было с нескрываемым злорадством.
– Меня попросили с вами посидеть. И не давать много читать.
– Дай врачам волю, так они сядут на шею, – усмехнулся соэр. – Я не так плох, чтобы мне требовалась сиделка, так что можете спокойно заниматься своими делами. До завтра вы абсолютно свободны.
– А что будет завтра? – поинтересовалась гоэта.
– Завтра мы выезжаем в столицу.
– Но…
Как он собирается куда-то ехать в таком состоянии, не до конца оправившись от отравления?
– Никаких «но». Мы и так слишком задержались в Урцхене. Меня не в первый раз травят, госпожа Тэр, так что я привык.
Брагоньер покосился на Эллину: она, наверное, считает его беспомощным, тяжелобольным, не способным ходить без чужой помощи. Положим, он еще не восстановил силы, но в седле прямо держаться сможет, а за время поездки слабость пройдет. Снадобья мэтра Олиоха быстро ставят на ноги. Да и не место хлюпикам на его службе.
Гланер Ашерин, несомненно, знает, что он жив, но наивно полагает, будто инквизитор еще недели две проваляется в постели. Что ж, это им на руку, эффект неожиданности порой бывает решающим фактором.
Едва придя в себя, Брагоньер потребовал ежедневных отчетов по расследуемому им делу. Сначала устных, а потом письменных. Читал он их втайне от лечивших его магов – те бы поспешили отобрать донесения, прочитали лекцию о вреде его занятия для здоровья и заперли бы в комнате. А соэр не намерен был терять драгоценное время и контроль над ситуацией в угоду непредвиденной болезни. Безделье удручало его.
– Разумеется, я не вправе вам указывать, но меня тоже немного учили медицине, и я…
– Спасибо за заботу, госпожа Тэр, умирать я не собираюсь. Заверяю вас, я знаю, что делаю. Так что, собирайте вещи. И это не обсуждается. Вам самой должна быть выгодна скорейшая кончина изменника.
Эллина думала, что он шутит, но нет, на следующий день, как и предупредил Брагоньер, они покинули Урцхен.
Впервые за все это время завтракали все вместе.
Маги, явно считавшие поведение начальника безрассудством, молчали, только лишь Нора по привычке попыталась возражать, но получила резкий ответ:
– Госпожа Нора, занимайтесь своими делами. Духи и тени – это по вашей части, и я бы мог потребовать отчета о том, почему такой дипломированный маг допустил появление нечисти.
Магичка фыркнула и не удержалась от реплики в том же тоне:
– Мы ответственны за вашу жизнь, господин соэр, так что это мое дело.
– Еще одно слово, госпожа Нора, и вашим делом станет волшба на деревенских ярмарках, – его тон говорил о том, что Брагоньер не шутит. – Вы дали себе слишком много воли. Вы всего лишь магичка, какая-то магичка, одна из многих, выходец из второго сословия с сомнительной родословной – и смеете указывать мне? Помните свое место, госпожа Нора, а то ваша блестящая карьера пойдет прахом. Оставьте ваш норов и командные замашки для ваших клиентов. Здесь приказываю только я, а вы в моем подчинении. Надеюсь, вы поняли, госпожа Нора?
Магичка кивнула, сквозь зубы попросила прощения и вернулась к еде.
Эллина внимательно следила за соэром и удивлялась тому, как он держится. Не прибегает ни к чьей помощи, ведет себя как абсолютно здоровый человек. Она догадывалась, насколько это тяжело, и была солидарна с Норой: Брагоньеру стоило повременить с поездкой.
На этот раз гоэте тоже предстояло путешествовать в седле, но в своем собственном, на своей лошади. Она ехала рядом с соэром в середине их небольшого отряда.
Темп передвижения был достаточно быстр, остановки делали редко. Во время них Брагоньер спешивался, тяжело опускался на землю и сидел, не двигаясь. Попытки напоить его чем-то, кроме средства Олиоха, оканчивались неудачей, а предложение делать привалы чаще наткнулось на суровый взгляд, означавший категорическое несогласие.
