Владычество Тосканини изменило всю иерархию мира грамзаписи.
Индустрия, наживавшая огромные деньги на певцах и солистах, вращалась теперь
вокруг мифа о подобном Моисею вожде, который взмахивает палочкой в пустыне и
создает потоки звука. RCA подписала в Бостоне контракт с Сергеем Кусевицким, а
в Филадельфии с Юджином Орманди и плодовитым Стоковским. Вернувшаяся на поле
конкурентных сражений «Columbia» выиграла в 1938 году, благодаря основавшему
«Columbia Broadcastting System» (CBS) Уильяму Пейли (сыну производившего сигары
русского еврея), своего рода партию в покер. Пейли увел у RCA «лучшего продавца
грамзаписей», якобы эстета по имени Эдвард Валлерштейн, и тот дал лейблу
«Columbia» новое имя, «Masterworks» и довел продажи классических грамзаписей с
одного с небольшим миллиона долларов в 1939-м до 12 миллионов в 1945-м.
Источником этого процветания стал англичанин по рождению,
композитор Годдард Либерсон, которого Валлерштейн нанял, чтобы он исполнял роль
магнита для всякого рода маэстро. Рослый мужчина с прекрасно ухоженными руками,
свободно и не без остроумия изъяснявшийся на нескольких языках, Либерсон в свои
двадцать восемь лет основал «Союз американских композиторов» и подружился с
Игорем Стравинским. Он написал любовный роман «Трое для спальни С», обращенный
в фильм категории Б, в котором, впрочем, снялась Глория Свенсон. И Либерсон,
получив право неограниченных расходов, принялся за дело. В Кливленде он
подписал контракт с воинствующим христианином Артуром Родзинским, в
Миннеаполисе - с высокооктановым греком
Димитри Митропулосом. Грамзаписи привели обоих в Нью-Йоркский филармонический.
Затем Либерсон после скандальной схватки, смахивавшей на войну гангстеров за
владение определенной территорией, отнял у RCA Орманди, и эта компания ухватилась,
в итоге, за Пьера Монтё в Сан-Франциско и Юджина Гуссенса в Цинциннати.
Оркестровые концерты становились центральной особенностью городской жизни,
поддерживаемой возвращавшимися с полей сражений солдатами, которые получали
образование благодаря «Солдатскому биллю о правах». На челе среднего американца
прибавилось несколько складок, сделавших оное чуть более высоким.
Учинивший эту культурную революцию Тосканини был уже слишком
слаб, чтобы вполне насладиться ее плодами. Совершив 4 апреля 1954-го памятную
ошибку во время прямой трансляции увертюры к вагнеровскому «Тангейзеру», он
сложил дирижерскую палочку. После смерти, постигшей Тосканини в 1957 году, в
канун его девяностолетия, осталось наследие из 160 грамзаписей - наследие неумолимых темпов, жестких построений
и лихорадочных созвучий. Плоды революции достались его соперникам,
запечатленным рядом с ним на канонической берлинской фотографии. Бруно Вальтер
наслаждался своим бабьим летом в «CBS Masterworks», Клайбер и Клемперер
обслуживали «Decca» и «Vox». Фуртвенглер, закусив губу, подписал контракт с
EMI. «Услышав мою первую грамзапись, я самым настоящим образом заболел» - говорил он. Его подход к дирижированию,
бывший антитезисом «безжалостной ясности»[21] Тосканини, обуславливался
настроением и моментом. Бетховенский скрипичный концерт, записанный им в
Берлине 1944 года, был окрашен в тона столь мрачные, что выглядел подобием
ницшеанского «Заката богов». Тот же концерт, записанный с Менухиным в 1947-м,
купается в романтических сожалениях. Фуртвенглер оказался дирижером на все
времена. В 1950-х, в Вене, два студента-музыканта, Клаудио Аббадо и Зубин Мета,
вступили в хор Филармонического единственно ради того, чтобы присутствовать на
завораживающих репетициях Фуртвенглера. Десятилетний еврейский мальчик Даниэль
Баренбойм приходил к нему за благословением. Этого стройного и гибкого, вечно
противоречившего себе самому интеллектуала облекало подобие жреческой ауры.
Смерть Фуртвенглера в 1954 году стала завершением творческой
главы в истории дирижерства, однако стоило ему уйти, как эстетическое влияние
его удвоилось. Дирижеры старались соединить сохранившуюся в грамзаписях
интеллектуальную инстинктивность Фуртвенглера с метрономической точностью
Тосканини. Возникшая в итоге дворняжичья помесь, получившая известность как
«Тосквенглеризм», привела индустрию грамзаписи, решившую, что она получила и
то, и другое сразу, в полный восторг.
