Скульптор чуть не поперхнулся от неожиданности, так как в этот момент уплетал за обе щеки шоколадный торт.
— Я? В Петербурге? — удивился он. — Да ни Боже мой! Мне на старости лет не хватало подцепить пневмонию или плеврит российской зимой.
— Нет, а в самом деле? — оживился посланник. — Почему бы вам не подумать над нашим предложением? Все условия создадим на высшем уровне, стол, карета, материалы — за счет казны. Вы бы согласились на триста тысяч ливров?
Но мсье Жан-Батист, вытирая рот, замахал салфеткой:
— Нет, нет, ни в коем случае. Дело не в деньгах. Я действительно слишком стар для этой авантюры. Мне уже скоро шестьдесят. А поехать в Петербург надо лет на пять-шесть как минимум: на проект уйдет года два-три, плюс расчеты по установке на выделенном месте, плюс отливка и обработка… Протяну ли я столько времени, хватит ли энергии? Нет. Боюсь загадывать. Подыщите кого-то более молодого. — Сделав паузу, бросил: — Например, Фальконе.
Услыхав имя моего шефа, я невольно вздрогнула. Фальконе — в Петербург? Если согласится, значит, он уедет от меня лет на пять-шесть, как считает Лемуан. Или даже больше… Что же сделается со мною? Мне тогда исполнится двадцать, а ему пятьдесят. Может, встретившись, не узнаем друг друга…
— Фальконе — неплохая кандидатура, — отозвался Дидро. — Все его работы очень экспрессивны, эмоциональны. И его темперамент мог бы верно отразить темперамент неистового царя Петра.
Многие гости согласились. А Голицын ответил:
— Надо будет подумать… Познакомиться с ним, переговорить… Мадемуазель Колло, вы ведь служите у него на мануфактуре в Севре?
— Да, мсье.
— Не могли бы вы передать ему наши рассуждения? Что он скажет?
— Непременно передам, ваше сиятельство.
— И отдельно мы ему напишем — мэтр Лемуан и я.
— Хорошо, мсье.
— Значит, договорились.
В половине шестого вечера гости начали расходиться. Мы с Лемуаном тоже откланялись. А прощаясь с нами, Дмитрий Голицын произнес:
— Вы не думайте, мадемуазель Колло, о своем заказе моего портрета я не забыл. Мы вернемся к этой идее в ходе наших переговоров с Фальконе.
Я присела в книксене.
4
Первая реакция моего шефа тоже оказалась негативной. Он сказал:
— В Петербург? Да ни за какие коврижки. Климат в России вообще ужасный — летом очень жарко, а зимой страшные морозы. Петербург же сам стоит на болоте, так что там еще хуже. Население дикое. Представляете — моются в купальне все вместе, женщины и мужчины! Да и церковь у них другая. Тоже христианская, но богослужение греческое, папе не подчиняются. Нет, нет, слушать не желаю — добровольно обречь себя на такую каторгу!
У него вообще был взрывной характер — мог сначала вспыхнуть, как порох, и наговорить дерзостей, а потом быстро успокоиться и просить прощения за резкость. Так и тут: по прошествии суток говорил несколько иначе:
— Но с другой стороны, деньги нам не помешают. Я бы согласился на двести тысяч. За такую сумму можно и потерпеть пару лет в экстремальных условиях. Нет, Россия, конечно, дикая, но дворяне все говорят по-французски, так что языковых барьеров не будет. И Екатерина Вторая — по происхождению немка, значит, европейского человека всегда поймет. Переписывается с Дидро и Вольтером… Словом, «за» и «против» примерно равны. Дать согласие — вроде слишком смело, но и отказать — тоже вроде жалко… Впрочем, все мои рассуждения преждевременны: ведь ни Лемуан, ни Голицын никаких официальных предложений мне пока не делали. Не исключено, что нашли другую кандидатуру. Может быть, и к лучшему.
Но письмо князь все-таки прислал — он просил о встрече для серьезного разговора. Фальконе ответил, что в гостях у Лемуана будет спустя неделю, и могли бы там увидеться. Так и договорились.
Между тем я заметила у него на столе в кабинете книги о России. И об императоре Петре Первом. Я, в отсутствие хозяина, полистала тоже. Долго всматривалась в портрет царя. Личность, конечно, необычайно интересная. Превратил патриархальную Русь в европейскую державу. Был, с одной стороны, прост и демократичен, сам работал на верфи, удалял подчиненным больные зубы, а с другой — вздорен и жесток, лично рубил головы врагам. Даже, писали, что страдал припадками. Как передать в скульптуре этот противоречивый характер? И величие, и твердость, европейскость и русскость? Я не представляла.
