Длинный, одетый в черную суконную сутану, худощавый, с желтою кожей сухого лица, на котором длинный горбатый нос сильно загибался к двум тонким бледно-розоватым полоскам, заменявшим губы, отец Пий выглядел великим постником. Его большие черные глаза горели странным огнем.
Когда он заговорил, его голос оказался слабым и слегка дрожащим.
— В добром ли здоровье, пани Юзефа? — осведомился патер.
— Бог грехам терпит, Бог грехам терпит, отец Пий… Садитесь. Вы здоровы ли?
— Что печься о здоровье? Все это — тлен и суета. Что бренное тело? Надо о душе заботиться.
— Истинная правда, отец Пий! Истинная правда! Вы — святой жизни человек, вы спасетесь, предопределены к блаженству. А вот нам-то как спастись? Во грехах мы, в суете… О-ох! — сокрушенно вздохнула пани Юзефа.
— Господь видит ваше усердие, дочь моя, — заметил патер, помолчал, потом сказал: — А я к вам по делу…
— По делу?
— Да, по важному: дело идет о Спасении, направлении на путь истины души заблудшей.
Юзефа удивленно взглянула на него.
— Я говорю о женихе вашей старшей дочери, о папе Максиме из Гнорова, — пояснил Пий.
— Та-ак, — протянула пани. — А что же он?
— И это спрашивает верующая католичка?! — с негодованием воскликнул патер. — Он — преступник! Он губит свою душу и душу вашей дочери!
— Отец Пий! — с испугом воскликнула Влашемская.
— Да, да! Он губит! Или вы забыли, что он — еретик, греческий схизматик?
— Ах, об этом я сама сильно сокрушаюсь!
— Сокрушаться мало.
— Но что же делать?
— Надо направить его на путь истины.
— Я уже пробовала это делать… Не прямо, а намеками…
— Ну, и что же он?
— Он делает вид, что не понимает их.
— И вы, конечно, оставили попытки! Хорошо, нечего сказать! Дочь моя! Вы обрекаете себя на вечные адские муки! — воскликнул Пий, устремив на пани Юзефу сверкающий взгляд.
Пани побледнела.
— Ах, святой отец! Научите, наставьте меня!
— Вы лишаете вечного блаженства всю семью, готовясь принять в число ее членов еретика! — продолжал отец Пий.
Он уже не сидел, а стоял перед растерянной пани Юзефой, и вся его фигура с поднятыми к небу руками, с откинутой назад головой дышала фанатизмом и ненавистью.
— Святой отец! Святой отец! — лепетала пани.
— Горе, горе дому сему! — грозно заключил патер и направился к двери.
— Отец Пий! Не уходите! Не покидайте меня! — простонала Юзефа.
Пий остановился.
— Хорошо, я не уйду, но даете ли вы мне слово, что постараетесь загладить свою непростительную небрежность?
— Ах, да, да! Конечно! Научите… Наставьте меня.
— Хорошо, дочь моя, я вижу у вас искреннее раскаяние… Хорошо, я вас научу.
Он вернулся и снова опустился в кресло.
— Видите ли, — заговорил он, помолчав, — когда панна Анджелика была сговорена с паном Максимом, я не протестовал, я полагал, что, благодаря этому браку, спасется хоть одна душа, гибнущая в сетях греческого схизматизма. Более того, я радовался этому, как истинный христианин, желающий добра своему ближнему, хотя бы и еретику. Но времени прошло уже не мало, а пан Максим все еще не думает отказаться от своих заблуждений и вступить в лоно святой католической церкви. Пора действовать. Он должен сделаться католиком возможно скорее, если же этого не будет…
— Если этого не будет?.. — замирающим голосом спросила пани Юзефа и вся точно съежилась в ожидании ответа.
— То брак этот нельзя допустить! — резко отчеканил патер.
— Нельзя допустить! — как эхо отозвалась пани и выпрямилась.
Глаза ее загорелись.
— Нельзя губить дочерь из-за прихоти схизматика! — добавила она.
— Вы правы, дочь моя.
— Я сегодня же переговорю с паном Максимом.
— Нет! — поспешно сказал отец Пий. — Вы этого не делайте!
— Но как же? Поручить мужу?
— И этого не следует делать. Ни вам, ни пану Самуилу, ни даже мне не должно говорить с еретиком по очень простой причине: он нас не послушает, откажет наотрез. Я имею основание думать, что он — ярый еретик.
— Так как же?
— Пусть с ним поговорит по этому поводу сама панна Анджелика.
— Надо ее подготовить.
— Конечно.
— Вы мне поможете в этом?
— Нет, — живо проговорил патер, — им лучше не знать, что в этом деле участвую я. Я должен остаться в тени. Так будет лучше. Не падайте духом, дочь моя! Мы спасем души их от адского пламени.
