Во время церемонии посвящения в герцоги и пэры Ришельё приносил присягу вместе с герцогом Анри де Монморанси, губернатором Лангедока. Отношения между ними были натянутыми. Когда король лежал на смертном одре в Лионе, Монморанси, незадолго до того сделанный маршалом (он разбил принца Савойского при Авильяне), пообещал ему оберегать кардинала, однако сам рассчитывал на большее — в его роду было несколько коннетаблей. Ришельё, стремившийся заручиться поддержкой как можно большего числа знати и помнивший добро, неосторожно пообещал за него похлопотать; однако Людовик наотрез отказался восстановить должность коннетабля, отмененную после смерти Ледигьера. Монморанси не получил и звания генерал-фельдмаршала, которое могло бы стать пристойной заменой. Несмотря на это, Монморанси хранил верность королю и, например, вовремя успокоил волнения в Лангедоке, спровоцированные, как и в других французских провинциях, новым способом пополнения казны: теперь прямые налоги должны были собирать не местные власти, а королевские чиновники, покупавшие свои должности (двойная выгода). Если, например, в Бургундии Людовику XIII пришлось со всей суровостью высказать «неудовольствие» муниципалитету Дижона, то с парламентом Тулузы, возглавившей оппозицию нововведению, удалось договориться. Тем не менее герцог, согласно средневековой традиции выступавший защитником своих вассалов, рисковал оказаться между молотом и наковальней. Его жена Мария Фелиция дез Юрсен, состоящая в очень дальнем родстве с королевой-матерью, настраивала мужа против кардинала, а Гастон писал ему из Лотарингии, уговаривая перейти на свою сторону.
Такие предложения делались не только ему. Впрочем, венецианский посол Контарини, сообщая своему правительству о происках высокородных беглецов, передавал и придворные сплетни, что это лишь выдумка кардинала с целью упрочить свои позиции и помешать примирению Людовика с родными, равно как и перехваченные письма, в которых шла речь о злоумышлении на короля. Тем не менее уже в конце лета в Шампань были отправлены войска, а маршал Лафорс занял Седан.
В это время Густав Адольф, усовершенствовав свою армию, двинулся вглубь Германии. 17 сентября 1631 года состоялось сражение при деревне Брейтенфельд неподалеку от Лейпцига. Король находился на правом фланге, вдохновляя солдат своим присутствием.
Против тридцати четырех тысяч солдат шведско-саксонской армии Католическая лига выставила 32 тысячи, используя старую тактику квадратных колонн, называемых испанскими бригадами (tercios). Общее командование осуществлял Тилли.
Битва началась с канонады, длившейся два часа. Понеся большие потери от имперской артиллерии, саксонцы, атакованные пехотой и конницей, бежали с поля боя; однако шведские мушкетеры отбили все семь атак Тилли, а шведская кавалерия перешла в контратаку.
Через четыре часа кровопролития сражение вступило в самую драматическую фазу: выдвинув артиллерийский резерв против имперской пехоты, Густав Адольф с частью конницы ударил в тыл неприятелю. Победа осталась за шведами. Вся северная Германия оказалась в руках Густава Адольфа, и он перенес военные действия на юг.
Людовик внимательно следил за событиями, не упуская ни малейших подробностей, касавшихся новых тактических приемов и видов вооружений, вводимых шведским королем, который был для него большим авторитетом в военном деле. При этом он не спускал глаз с Карла IV, герцога Лотарингского. В декабре 1631 года Людовик прибыл в Мец для переговоров с ним. Герцог хотел присоединить к своему государству герцогство Бар, принадлежавшее его супруге Николь, но являвшееся ленным владением французской короны. Он очень неодобрительно относился к строительству укреплений в Вердене, начатому Ришельё. Этим городом правил епископ, происходивший из Лотарингского дома; император Фердинанд, сюзерен герцога Лотарингского, оказал ему поддержку: германские войска заняли Вик и Муайенвик, но французская армия их отбила.
Нужно ли развивать успех, захватывать Хагенау и Цаберн в Эльзасе, протянув руку помощи шведскому королю? Об этом шла речь на Совете 6 января 1632 года. Отец Жозеф выступил против военного вмешательства («такие вещи следует использовать, как яд: в малых дозах он служит противоядием, а в больших убивает»). Ставки были высоки, и решение перенесли на следующий день. Не сомкнув глаз всю ночь, Ришельё в конце концов согласился: лучше повременить, не принимать открыто чью-либо сторону и защищать немецкие католические княжества.
