Людовик вызвал брата на серьезный разговор. Гастон твердо заявил: «Пиньероль не отдавать, Савойю завоевать». Король велел написать Ришельё, что Савойя будет атакована, а Гастона назначил своим наместником в Париже и соседних провинциях на время своего отсутствия. 2 мая он был в Лионе, куда вслед за ним явился весь двор: обе королевы и Мишель де Марильяк, еще надеявшийся повлиять на короля, чтобы тот отказался от войны в пользу непрочного мира. После очередной неудачно завершившейся беременности Анна Австрийская неожиданно для всех (похоже, и для себя) сблизилась со свекровью — их объединяла ненависть к Ришельё, который держал от них в отдалении мужа и сына.
Десятого мая Людовик приехал в Гренобль. Туда к нему из Италии явился Ришельё. Вместе с маршалами Креки и Бассомпьером они изучили ситуацию и приняли окончательное решение: вперед, в Савойю. Чтобы нейтрализовать Марильяка, король отправил кардинала в Лион. В присутствии Ришельё Мария Медичи вдруг стала кроткой, как овечка, и не смела ему перечить, так что при дворе даже поползли слухи о ворожбе (кардинал был суеверным человеком, верил в астрологию и носил амулеты).
Кампания в Савойе оказалась блицкригом. Французские войска перешли границу в середине мая, а уже в июне всё герцогство было завоевано. Людовик по мере продвижения своих войск вел переговоры с Карлом Эммануилом, Спинолой, осадившим Казале, и Колальто, хозяйничавшим в Мантуанском герцогстве. Между противоборствующими сторонами носился секретарь папского легата Джулио Мазарини.
Этот бойкий молодой человек (ему тогда было 28 лет) обладал поразительным обаянием и умел расположить к себе кого угодно. Он воспитывался с детьми знатного итальянского семейства Колонна и получил блестящее образование: три года провел в университете Алкала-де-Энарес в Испании, изучая гражданское и каноническое право, и прекрасно говорил по-испански. Образование позволило ему стать секретарем папского нунция в Милане, а затем примкнуть к посольству легата в Монферрато. Игрок и женолюб, не лишенный талантов художника, Мазарини оказался еще и способным дипломатом, обладавшим проницательным и аналитическим умом. Ришельё оценил его по достоинству.
В отсутствие кардинала Мария Медичи вновь попала под влияние Марильяка, который всё настаивал на заключении мира, даже на невыгодных условиях. Королева-мать под предлогом недомогания дважды отказалась приехать в Гренобль, и Людовик решил сам навестить ее в Лионе вместе с Ришельё. Кардинал же предпочитал отправиться туда один, опасаясь, что в отсутствие короля армия разбежится (в тот момент ее косила дизентерия и дисциплина резко упала). В самом деле, почти сразу же после отъезда Людовика сбежали шесть тысяч солдат! Поездка оказалась бесполезной, поскольку Мария Медичи и слышать не хотела о продолжении войны. Король поспешно вернулся в Гренобль и вызвал туда Марильяка. Тот не приехал, сославшись на возраст (ему было уже за семьдесят) и немощность, в письмах желал успеха королевскому оружию, однако никого не ввел в заблуждение. 18 июля имперские войска захватили Мантую, изгнав оттуда де Невера.
Но тут сам Людовик расхворался и сказал Ришельё, что через Альпы не пойдет. По наущению кардинала личный врач короля Бувар писал в отчетах королеве-матери, что его подопечный чувствует себя хорошо. Людовику между тем становилось всё хуже; 25-го числа он оставил Ришельё руководить операцией и уехал в Лион.
На следующий день скончался Карл Эммануил Савойский, и на отцовский трон взошел Виктор Амедей.
От дурных известий о состоянии здоровья короля кардиналу самому нездоровилось; ему делали кровопускания и промывания желудка. Предоставив отцу Жозефу вести переговоры с савойцами, в конце августа Ришельё тоже поехал в Лион — якобы спасаясь от тифа, но на самом деле чтобы оттеснить от короля Марию Медичи и помешать ему вернуться в Париж. От былого триумфа не осталось и воспоминания: покинутый вельможами, ненавидимый народом из-за новых налогов, кардинал пытался вернуть расположение королевы-матери, которая вновь обрела могущество.
