— Последний раз я видел ее живою.
Цапля кашлянула и ударила себя ладонями по бедрам. Неприятные воспоминания вновь возникли перед ее мысленным взором. Тяжесть легла ей на сердце.
— Я думала, может, я закляла ее плоть…
— Ты знаешь ее?
Она покосилась на него:
— Знаю.
— Думаю, сейчас в мире уж и не осталось таких старых людей, как она. Ей, должно быть, лет около…
— Не трудись считать! Больше ей не жить — только бы мне до нее добраться. Он нахмурился:
— Она мне сейчас, я думаю, единственный друг. Она верит в вещие Сны, и мне много о них рассказывала.
— Она? Да она называла меня сумасшедшей, когда я видела Сны! Говорила, что у меня небось в кишках завелись Злые Духи…
Бегущий-в-Свете затаил дыхание, не веря своим ушам.
— Ты видишь Сны?
— Вижу.
— За что ты так ненавидишь Обрубленную Ветвь? За то, что она дурно отзывалась о твоих Снах? Она замолчала. Воспоминания вспыхнули вновь. — Нет, не за это. Однажды, давным-давно, жил-был один мужчина. Великий охотник. Он лучше всех ходил на Дедушку Бурого Медведя — тем и был знаменит. Он дразнил медведей, пока они не пускались за ним в погоню. А он прятался в какое-нибудь заранее приготовленное место и оттуда забрасывал их копьями. Так убил он великое множество медведей. Я любила этого человека. И был бы он мой. Если бы только Обрубленная
Ветвь — а она была красотка — не окрутила его. Ну и еще — Сны…
Внезапно в глазах его что-то вспыхнуло: он вспомнил слышанные прежде истории, и до него стало доходить…
— Ты, — выдохнул он, — ты — Цапля? Прищурясь, она смерила его взглядом — так большая белокрылая орлица смотрит на рыбу. — Что же, — осторожно спросила она, — Обрубленная Ветвь все так же обо мне злословит?
— Народ говорит, что ты просто легенда.
— Кто-то, может, и говорит, только, ручаюсь, не Обрубленная Ветвь!
Он кивнул и по-крабьи пополз в дальний угол пещеры. Она заметила, как он испугался — даже губы вытянулись в струнку. «Глупый мальчик, что он думает — я его заколдую?»
— Так ты далеко не уйдешь, — мягко заметила она. — Отсюда есть только один выход, кроме обычного. — Она указала на покрытое толстым слоем сажи дымовое отверстие. — Пару раз я им пользовалась — когда не удавалось отогнать огнем или копьями Дедушку Бурого Медведя.
Он остановился, беспокойно облизав губы.
— Кричащий Петухом сказал…
— А ты горазд слушать? Не больно же ты умен. Вот что, мальчик мой, успокойся и садись. Я детей не ем.
Бегущий-в-Свете, судя по виду, не больно-то успокоился.
— Обрубленная Ветвь рассказывала — ты умеешь говорить со зверями, приманивать их.
— Конечно, все Сновидцы умеют это. Он невольно вздохнул, горько и виновато глядя на нее:
— А я не умею.
— Ну, ты еще молод.
— А другие говорят, что ты беседовала с Духами Долгой Тьмы и они наделили тебя своей Силой. Что ты можешь воскрешать мертвых и… высосать душу у живого человека и пустить ее по ветру, чтобы она вечно выла и тосковала.
— Бред собачий! — гневно сплюнула она. Закинув голову, она пристально посмотрела на юношу:
— Я делаю то, что умеют все Сновидцы. Только я это делаю получше других, с тех пор как ушла от всяких тревог и стариковских свар и от глупеньких молодых любовников.
Он сидел все так же напряженно, не сводя глаз с выхода, словно ждал случая дать деру.
— Почему же ты тогда сидишь здесь одна? Если ты не сделала людям ничего дурного…
— Потому же, почему ты сам здесь. — Она прищурилась, видя, как вздрогнул он при этих словах. — Меня привел Сон, мальчик мой. Когда живешь среди людей — это затуманивает душу. Чтобы собраться с мыслями, надо пожить в чистоте и одиночестве.
Он смущенно опустил глаза.
Она кивнула:
— Да, конечно, я знаю тебя, Бегущий-в-Свете. Я видела, когда ты появился на свет. И как ты был зачат — тоже. Когда ты родился, ты заглянул мне в глаза. Ты уже тогда был Сновидцем! А твой брат? Как его зовут?
— Вороний Ловчий, — прошептал он. Видно было, что ему больно произносить это имя.
Она кивнула. Былое видение снова встало перед ее глазами.
— Да, конечно… Он все еще ловит черные перья? Все еще ищет крови? Ведь он был рожден именно так, ты знаешь… В крови.
— Он пошел с Кричащим Петухом — навстречу Другим. Он…
