По преданию, первый римский епископ, носивший латинское имя Виктор (конец II века), тоже был «родом из Африки». Конфликт между епископом Каллистратом (в начале III века) и его соперником Ипполитом, известным в истории как первый «антипапа», в действительности выражал противоречия социального и религиозного порядка между группировками латинского происхождения и языка, с одной стороны, и общиной переселенцев, сохранявшей греческий язык и обычаи[262].
Вся терминология раннего христианства в области вероучения, организации и культа — греческая. Евангелие, церковь, епископ, священник, крещение, причастие, послание, апокалипсис, катакомбы, христианин и т. п. — все это слова из греческого языка, хотя форма некоторых из них, например «катакомбы» (итал. «catacomba») и «христианин» (итал. «cristiano»), свидетельствует о латинском языковом влиянии. Поэтому-то для изучения истории происхождения христианства и необходимо знание эллинистического мира, его экономических, юридических и социальных основ, свойственных ему художественных и религиозных течений[263].
Значение исследования эллинизма не ускользнуло от внимания советской исторической школы. Один из ее значительных представителей из числа тех, кто занимается классической древностью, посвятил проблемам эллинистического общества и его роли в дохристианском мире работу первостепенного значения[264].
Крушение древнего мира и переход к новому, феодальному экономическому, политическому и социальному устройству общества характеризовался постепенным и все ускорявшимся распадом рабовладения.
В области религиозных и моральных отношений христианство явилось одним из наиболее значительных идеологических выражений этих перемен, однако было бы нелепо утверждать, — а именно так часто и делают, — что христианство привело к уничтожению рабства. У христианской религии нет никаких оснований приписывать себе заслугу постепенного изживания рабовладельческого строя. Рабство сошло на нет, поскольку оно отжило свой век, более не отвечало развитию новых средств производства, перестало быть доходным. Разумеется, в христианстве отразилось безутешное отчаяние рабов, которые не находили выхода из их бедственного положения и после всех безжалостно подавленных попыток восстать оказались в условиях еще большего подчинения. Но выход, который им предлагала христианская религия, был не из тех, что могли повлиять на прямое преобразование общества.
«По пришествие же веры, — читаем мы в одном из древнейших памятников христианской литературы, приписанном апостолу Павлу, — … нет раба, ни свободного»[265]. Но ведь эта свобода «во Христе» ничем существенно не отличалась от той, которую тысячи обездоленных искали в том или ином народном культе средиземноморского мира, противостоявшем культу господствующих слоев. И когда греческий раб по имени Онисим, принадлежавший богатому собственнику из города Колоссы в Малой Азии, приняв всерьез некоторые стороны евангельского учения, сбежал из дому и пытался спрятаться, как рассказывали в первых поколениях христиан, у самого Павла, тот повелел беглецу вернуться к своему хозяину, который затем должен был решить, как с ним обойтись, ибо сам был верующим[266].
Нет, таким образом, ни в теории, ни в практике христианского вероисповедания никакого революционного решения проблем рабовладельческого строя. Настроение масс — вот что было революционно. Превыше своих различных и подчас противоположных интересов ставили массы поиски путей к изменению тягостных условий их существования.
Одно слово встречается в первоначальных памятниках христианства особенно часто — это «птохос» («ptochos») — «бедный», «жалкий», откуда произошло итальянское слово «питокко» («pitocco») — «нищий». Именно в среде бедняков собирала христианская религия своих первых приверженцев. Для столь разношерстной массы не могло существовать общего пути к освобождению. Римское завоевание объединило почти все районы бассейна Средиземного, моря, которые до того пользовались известной независимостью, но оно же принесло с собой и причины, которые должны были привести античное общество к разложению. Рабство становилось экономически непроизводительным, а труд свободных все еще считался в обществе презренным.
