Люди и нравы Древней Руси - страница 80
В «Уставе» Ярослава, однако, мысль законодателя работает над возможными поводами к разводу, какие мог бы предъявить муж. Как сторона, ищущая этих поводов, мыслится преимущественно он. Он жалуется, что жена у него крадет, и изобличает ее: с нее берут штраф (3 гривны), предоставляют ему «казнить ю» (наказать по-домашнему) — «а про то их не разлучити» (ст. 36). Она и «клеть покрадет», «такоже створяет ей» (ст. 37). По-видимому, дело о разводе мог поднять и свекор: «аще сноха у свекра крадет» — и результат будет тот же (ст. 38). Пусть будет жена «чародейница или наузница и волъхва или зелейница» — накажи, а жить продолжай («а не лишитися», ст. 39). Наконец, «будет жене лихый недуг: или слепота или долгая болезнь, про то ее не пустити» (правда, оговорка, что «такоже и жене» в отношении мужа, ст. 10). При всем том в шести случаях «Устав» Ярослава разрешал развод — и все шесть по вине женской стороны. Это: 1) утайка от мужа об умышлении на князя, ставшем известным ей «от иных людей» (ст. 54); 2) утайка своего или чужого умышления на жизнь мужа (ст. 56); 3) «наводка» татей на дом мужа или самоличная покража «товара» или церкви, по поручению третьих лиц (ст. 59); 4) прелюбодеяние, застигнутое мужем или удостоверенное «добрыми послухы» (ст. 55); 5) «аще жена без мужня слова [разрешения] имет с чюжими людми ходити или пити или ясти или опроче [вне] дому своего спати» (ст. 57) и, наконец, 6) «аще жена имет, опроче [вопреки] мужа своего воле ходити по игрищам или во дни или в нощи, а муж имет съчивати [отговаривать], а она не послушает» (ст. 58).
У нас нет данных судить о практике разводов или отказов в них по этой схеме. Весьма показательна для суждения о степени успешности всей вышеописанной борьбы за моногамную семью со «своей женой» в ее центре попытка Кирика в целях той же борьбы выдвинуть и еще один повод к разводу, исходя из интересов этой семьи и женской ее стороны. Он спросил епископа: «А вот владыка, некоторые заводят явных наложниц, и рожают детей, и живут, как со своей женой, а другие тайно со многими рабынями — что из этого лучше?» В господствующем классе это бытовое явление было для попа непреодолимо: вопрос сводился только к тому, какой его вариант предпочесть. «Не добро, — сказал Нифонт, — ни се, ни оно». Кирик предложил смелое средство: «…владыко, аже пустити свободна?», то есть не разрешить ли «свободной» («своей») жене развод? Но это было бы донкихотством. «Обычай несть таков [нет такого обычая]», — отвечал Нифонт.[320]
Бытование у господствующего класса прямого многоженства (со свободными, не рабынями) подтверждается «Церковным уставом» Всеволода (XII век), выступившим в защиту интересов третьей и четвертой параллельных семей, опираясь на церковный же авторитет. Но и во всем этом было признание бесправия параллельных семей. Это признание единственно «законною» одной только семьи формально вошло и в статьи о наследовании «Русской Правды» XII века. Вопрос в том — оставляли ли эти статьи возможности русскому феодалу устраивать свою семейную жизнь вопреки церкви? Есть признаки, что да.
В «Повести временных лет» рассказывается о пяти «водимых» (то есть прошедших через языческий брачный обряд) женах Владимира Святославича и сотнях его «наложниц», сосредоточенных в гаремах в нескольких городах и селах.[321] Но это, очевидно, и максимум того, что могло создать проповедническое воображение для показа читателю языческой скверны через увеличительное стекло.
А вот и два характерных эпизода последней четверти того же века. Один связан с «Галицким Осмомыслом Ярославом», которого «Слово о Полку Игореве» увековечило сидящим «на своем златокованном столе», «подперев горы венгерские своими железными полками», «затворив Дунаю ворота», «отворяя ворота Киеву» и «стреляя с отцова золотого стола салтанов за странами». У этого титана завязался такой семейный узел, который жизнь могла только разрубить. Ярослав держал две семьи. От первой жены-«княгини» у него был сын Владимир; от «Настаски» — Олег. Это был второй, невенчальный, конечно, брак, но он грозил вытеснить первую венчальную семью даже и политически. В сложном ходе южных усобиц и был разрублен этот узел: в 1173 году «выбеже княгиня Ярославляя из Галича в Ляхи, с сыном Володимером… и мнози бояре с нею». Оставались в Польше они восемь месяцев. За бежавших вступились другие князья, которым обиженный Владимир обещал компенсацию за помощь; захватив Ярослава в Галиче, перебив его сторонников, они торжественно сожгли Настаску, «ворога» Владимирова. Сын ее, Олег, был послан «в заточение», а «князя водивше ко кресту, яко ему имети княгиню вправду» (то есть жить ему с княгиней по-честному), — «и тако уладившеся».
