Они пили, а Ибаррури говорил, что все это ничто.
— Что тут такого? Пить — это ничто.
Они играли в карты, выигрывали, проигрывали, а Ибаррури говорил, что это ничто. На их столиках танцевали женщины, а Ибаррури говорил, что это ничто.
— Что тут такого? — повторял он. — Все это ничто.
Иногда немцы злились:
— Как так — ничто? Все на свете — ничто?
Но Эль-Пасо — Ибаррури жил с ними одной жизнью, и потому чаще офицеры смеялись.
— Dispense la molestia,[10] — говорил он им.
— Да что там, — кричали они, — оставайтесь с нами! Поужинайте с нами.
Он говорил по-немецки, а они выучили несколько фраз по-испански. «Tome usted asiento»,[11] — говорили они ему.
А Сын Божий улыбался.
В половине двенадцатого, сдав дежурство, Сын Божий на велосипеде поехал к дому толстой девушки. На пороге он столкнулся с Эн-2, Шипионе и Фоппой.
— Я поздно приехал, командир? — спросил Сын Божий. — Сейчас оставлю велосипед и догоню вас.
Но Эн-2 приказал ему ехать вперед на велосипеде — ведь у него был пропуск! — и предупреждать их, если покажутся патрули.
— Еду, — сказал Сын Божий.
Они шли при ярком лунном свете, и комендантский час висел над затемненным городом, как паук, его тонкие ножки сливались с лунными лучами. Они шли от дерева к дереву, прячась в их длинной тени, иногда останавливались под деревом и, засунув руки в карманы, сжимали рукояти револьверов, потому что все они были вооружены и готовы принять бой, если их остановит патруль. В паучьих лапах комендантского часа они шли от дерева к дереву, потом перешли улицу и, скрывшись в тени дома, встретили Сына Божия, который ехал на велосипеде назад.
— Что случилось? — спросил Эн-2.
— У Римских ворот люди, я слышал разговор.
— А куда идут?
— Никуда. Они стоят на углу.
— На каком?
— Там, где кафе. Ближе к Виджентинским воротам.
Эн-2 на секунду задумался. Им нужно было идти к воротам Витториа, достаточно было нырнуть в одну из боковых улиц, не доходя бульвара.
— Перейдем опять на ту сторону, — сказал он. — Как тебе показалось, много их было?
— Разговаривали трое, я слышал голоса, — ответил Сын Божий. — Но всего их, должно быть, человек десять.
На улице, куда они свернули, не росло деревьев, ни та, ни другая сторона не были затенены домами: лунный свет наполнял ее до крыш.
— Езжай вперед! — велел Эн-2 Сыну Божию и указал, по какой дороге следовать.
С угла у Римских ворот доносились голоса патрульных, которые громко разговаривали, не трогаясь с места; слышались также лай собак и шум моторов, шум грузовиков. За первым же поворотом они вновь направились к бульвару, который идет вдоль бастионов. И, едва выйдя на бульвар, они очутились под яркой луной, освещавшей оба тротуара; но была там и цепочка черных больших деревьев и высокие живые изгороди, которые тянулись посреди улицы, между двумя трамвайными линиями,
— Дай мне велосипед, — сказал Эн-2 Сыну Божию. — Я его пристрою в гараже и вернусь с машинами.
Они находились в одном из проулков, которые ведут вверх от бульвара к бастионам. Эн-2 собирался сесть в седло, но тут на валу над ними остановился большой черный автомобиль, резко вырисовывавшийся в лунном свете. Из него вышел высокий, человек, что-то сказал по-немецки оставшимся в машине, потом хлопнула дверца, машина тронулась, и человек остался один.
Он поглядел на дома у себя под ногами, увидел маленькие огороды вокруг них, а между огородами — поле для игры в шары, и стал спускаться в этом направлении по откосу.
Когда он был внизу, его остановили четверо с револьверами.
— У меня есть пропуск, — сказал он.
— Это неважно, — сказал Шипионе. — Помалкивай — и руки вверх. Отойди сюда.
— А! — воскликнул задержанный. — Esta bien.[12]
И вдруг он рассмеялся. Заметив Сына Божия, он снова рассмеялся, а Сын Божий, увидев его, зашептал на ухо Эн-2:
— Это тот испанец, что с эсэсовцами…
Эн-2 спросил у испанца:
— Как по-испански будет «сумасшедший»?
— Loco, — ответил испанец.
— А не Эль-Пасо? — спросил Эн-2.
— Нет, Эль-Пасо — это перевал. Перевал в горах.
— А что это еще значит?
— Есть еще такой город в штате Нью-Мексико.
— А еще?
— А еще есть такой человек, которого Франко приговорил к смерти.
