Улица пустынна — ни человека, ни лошади, ни собаки…
Только частые патрули с городовыми во главе шныряют по опустошенным улицам — печальным, осиротевшим. Кажется, что обитатели их вымерли. В каждом доме — покойник, накрытый черным… Солдаты охраняют входы в подвалы…
Похоронные процессии тянутся по улице — от больницы до кладбища — жертвы демонстрации в понедельник. Черный гроб тащит слепая лошадь. Впереди — крест, за гробом — мать или отец…
Они перемешались — солдаты и участники процессий, и металлические кресты выглядывают из-за стальных штыков. Похоронные дроги тащутся, как возы с углем с Товарной станции по Желязной улице…
Кто вы — юные жертвы? Запечатлены ли хотя бы ваши имена?
Мой товарищ Аврам! Быть может, и твое тело покоится на одном из этих возов? Но я этого воза не узнал: все они одинаковы.
Крест впереди, мать или отец позади — и с обеих сторон патрули.
Я пишу эти строки, а передо мною — платок, пропитанный твоей кровью, твоей юной кровью.
Кровь Аврама! Я знал тебя, знал твои страдания, но знал я и твою веру, твои стремления, ради которых ты так бурлила в жилах Аврама…
Кровь Аврама пролита на Маршалковской улице. Знал ли дворник дома сто пятьдесят три по Маршалковской, что кровь, которую он смывал с камней, — твоя кровь, твоя молодая, живая кровь?!
Я ее знал!..
Спустя два дня.
Пятница.
Я вышел на улицу.
В двух-трех шагах от моей двери меня встретил патруль. Стражнику, который вел патруль, моя внешность, видимо, не понравилась. Он подошел, меня окружили и велели идти. Иду. С минуту я один; но вот проходит еще один еврей, он оглянулся, и стражник его заметил. Он мигнул солдату — и вот мы уже идем вдвоем.
— Здравствуйте!
— Добрый день!
— Помолился, позавтракал, вышел на улицу — грош какой нибудь заработать… Жена ждет с обедом… Так вот на тебе — веселая история! Чтоб им так плясать хотелось, как мне хочется с ними шататься по улицам!..
— А что поделаешь?
— Когда мы в неволе! — добавляет он. — Однако долго он нас водить будет?
— Пока не надоест.
Но недолго мы были вдвоем. Вот уже и третий с нами — мальчик-подмастерье с каким-то свертком в руках.
— Следзя мам![51] — говорит он, показывая селедку, с которой стекают капли рассола.
— Ничего, иди, иди!
— Меня майстрова[52] послала за селедкой и хлебом, а он меня в участок ведет… Она там небось давно уже ждет меня! — говорит нам парень.
— Ешь пока селедку, а то как бы ее у тебя не конфисковали в участке.
— А вы думаете… Я так и сделаю! — парень ломает селедку пополам. — Может, вы хотите, дяденьки, попробовать? — предлагает он нам половину.
Мой попутчик не хочет.
— Хочешь, брат? — обращается он к солдату, идущему рядом с ним.
— Давай, брат! — говорит солдат, прячет селедку в рукав и посасывает украдкой, будто курит, стоя на часах.
— Ты, стой! — кричит стражник проезжающему извозчику. Солдат уже держит лошадь. Молодой человек, элегантно одетый, испуганно выглядывает из дрожек.
— Вылезай! — приказывает стражник.
— Помилуйте! У меня жена рожает! Я еду за акушеркой! — кричит молодой человек со слезами на глазах.
— Ничего, брат, вылезай! — настаивает стражник.
Пассажир вылез, — ничего другого ему не оставалось.
— Наверно, уже рожает… — вздыхает он.
— Поздравляю! Небось мальчик…
— Ставьте, дяденька, водку с пряником!
Все смеются.
— Горе смеху вашему.
Так гуляем мы по Твардой улице.
А рядом носятся люди, торгуют, суетятся, одалживают деньги, чтобы расплатиться по векселям, купить мешок-другой муки. Какой-то провинциал торопится сделать покупки и ехать домой, а то поезда остановятся. Женщина у фонаря продает яблоки ученикам. Стражнику чем-то не понравилась эта женщина… Чего доброго, «интеллигентка», а то и «революционерка»… Мало ли, что может померещиться стражнику, в обязанности которого входит психологизировать!..
Он забирает женщину.
— Ах ты, ночка темная на твою голову! Детишек заперла дома. Вышла на минутку выручить пару грошей и хлебец купить… Люди добрые! Что делать? Дети там от голода перемрут!
Но что можно сделать? Идем дальше.
Сколько, однако, может продолжаться эта прогулка?
— Хоть бы к трем часам отделаться. У меня в три часа обед. Жена со свету сживет, если опоздаю! — говорит один из арестованных.
