— Здесь охотились французские короли, — сообщил скучный бесцветный голос по-французски и по-итальянски.
Мысли подруг все еще были заняты недавней беседой — о взаимоисключающих достоинствах одиночества и семейной жизни. И то и другое было принято как данность. Пробираясь к своему креслу, леди Мейсон снова начала удивляться, как это Монике удается избегать всяких треволнений и личных передряг.
— Я ничего такого специально не делаю. Но со мной уже сто лет ничего не происходило.
— Вот в этом-то и есть твое отличие. Ты просто сама этого не хочешь.
— Отличие от кого?
— От нормальных людей. От Ричелдис, например.
— Ричелдис и вправду нормальная. Тут и спорить нечего. Но разве в ее жизни что-то происходит интересное?
— Ангел мой, смотря что считать интересным! Ричелдис слишком счастлива, чтобы ей было нужно что-то интересное. Это таким овцам, как я, приходится из кожи лезть вон, чтобы обратить на себя внимание. У Ричелдис есть дети, дом, Саймон.
— Да уж, — у Моники дрогнул голос.
— А по-моему, это здорово, — ничего не заметив, заявила леди Мейсон. — Чего только не придумают злые языки. Мол, замужняя женщина превращается в клушу, если сидит дома и не занимается карьерой. А сами при этом откровенно завидуют нашим Саймону и Ричелдис.
— Да уж. — Трагические нотки в голосе Моники стали пронзительней.
— Только держи свои шуточки при себе. Я не люблю, когда ты наезжаешь на Ричелдис.
— Когда это я на нее наезжала? Я люблю ее не меньше твоего.
— А кто говорил, что она не прочла ни одной книги?
— Так это было сто лет назад.
Года полтора назад Моника позволила себе усомниться, что Ричелдис в своей жизни прочитала хоть одну книгу.
— Чтение — это еще не все, — начала горячиться Белинда.
— Я никогда и не говорила, что все.
— Она далеко не дурочка.
— Верно, — кивнула Моника. — Потому и жаль, что она с головой ушла в домашнее хозяйство. Ведь когда-нибудь ее дети вырастут, и она станет им не нужна. И что тогда?
Белинда не ответила. Ясновидение никогда не было ее сильной стороной. Потом издала короткий смешок.
— Что тебя развеселило?
— Да вот, подумала про Оукеры.
— Вечно ты об одном и том же. Три дурехи, сожженные кастрюльки, перебранки из-за выпитых остатков молока.
— Ну, Моника, ведь было не только это. Помнишь того красавчика, который волочился за Ричелдис, когда я первый раз привела Саймона?
— Джонатан Мартиндейл, — отозвалась Моника. Она помнила все (или ей казалось, что все), что происходило на Оукмор-роуд. А уж появление Саймона забыть было просто невозможно. — Погоди, а разве это ты его привела?..
— Как он был хорош! Помнишь?
— Да. И помню, чем это закончилось.
— Мон, ты неисправима! — расхохоталась Белинда. — Он так обхаживал Ричелдис. Без слез не взглянешь.
— Кто был с большим приветом, так это Седрик, — произнесла Моника с таким выражением, словно чуднее этого Седрика никого не было. — Послушай, Бел, ты ничего не перепутала? Разве это ты познакомила Саймона с Ричелдис? Впервые об этом слышу.
— А кто же еще? Я об этом сто раз говорила. — Белинда на мгновение запнулась. — Мы познакомились на какой-то вечеринке.
— Хорошее название для мемуаров.
— Саймон предложил мне прогуляться. Помнишь, каким он был красавцем тогда?.. Он и сейчас чудо как хорош, постарел слегка, но это ему даже к лицу.
— Но ведь он не был… Вы с Саймоном никогда не были…
— Мы пару раз ходили то ли в кино, то ли к кому-то в гости, — решительно пресекла Белинда возможные вопросы. — Помнишь, какими мы тогда были? Ни о чем не думали, кроме как о своих романах.
— Не обобщай. Не все, а только некоторые.
— Короче, я пригласила его в Оукеры… Но ты же все это знаешь. Чтобы ты да что-нибудь позабыла… Тем более такое событие. Ну вот, значит, глаза их встретились, и они, конечно же, полюбили друг друга, — смешно сморщив нос и старательно выделяя каждое слово, Белинда процитировала фразу из какого-то фильма, явно подражая кому-то из актеров.
— Как они поживают?
— Наши-то? Они удивительные. Я про то, как им удается так жить. Особенно после того, как случилась эта трагедия.
— Бедняги. Не приведи Господь кому такое пережить. Маркус — это крест на всю жизнь.
