— Ерунды вроде той, что произошла вчера вечером? — подсказал Ингрэм.
Шутливым жестом он осенил свое сердце крестом.
— А ничего вообще и не было, готов поклясться вам в этом, — сказал он.
Лишь спустя некоторое время после того, как Ингрэм покинул кабинет, до нее дошло, что, несмотря на всю свою искренность, он даже не попытался оправдаться за ту серию жестких, болезненных поцелуев, которая последовала за первым, дружеским импульсивным поступком, и, осознав это, Вирджиния поняла, что именно эти поцелуи она запомнит на всю свою жизнь.
Миновали июньские дни, и настал июль — как ворчливо назвал его один местный житель, месяц «бешеной работы, когда всем нужно иметь по четыре руки».
Туристический сезон подходил к своему зениту. В качестве некоторого разнообразия и дополнения к традиционной электричке по дорогам сновали весело разукрашенные экипажи с холеными, сильными лошадьми, которые возили людей в горы. С этого момента и вплоть до тех дней, когда первые упавшие с ветвей платанов и лип листья возвестят о приближении осени, прибрежная зона города будет пребывать в состоянии нескончаемого праздника.
После нескольких недель туристических поездок в «Драхенхоф» вернулась Ирма Мей, пребывавшая теперь в безделии и ожидании новых деловых предложений. Вирджинии не было известно, сколь часто Ингрэм, отлучаясь с виллы, проводил вечера в обществе Ирмы, а «походя» спросить об этом Лизель ей не позволяла гордость. В конце концов, с твердой настойчивостью сказала она себе, тот факт, что этот человек занял центральное место в ее повседневной жизни, отнюдь не означал, что она должна была проявлять чуть ли не кровную заинтересованность в хронометраже всех его приходов и уходов. В то же время сам он, судя по всему, без всяких на то оснований посчитал себя вправе «присматривать» за ее контактами с Полом Беллом. Впрочем, скорее это было лишь очередным проявлением высокомерия этого человека, которое она отчасти презирала, а в чем-то даже восхищалась им, поскольку без этого качества он перестал бы быть самим собой — резким, решительным, прозорливым Ингрэмом…
Едва ли Вирджиния могла с уверенностью сказать, когда именно она начала считать «Виллу среди деревьев» своим настоящим домом. Она знала лишь то, что в течение лета в глубине ее души все более крепло осознание принадлежности к этому имению, в результате чего постепенно она стала смотреть на него критическим глазом хозяйки, имевшей право по собственному усмотрению производить в нем те или иные перестановки.
Взять к примеру хотя бы ее спальню. Вся эта гнетуще-массивная темная мебель, стены мышиного цвета или темно-бордовые портьеры!.. Впрочем, было бы глупо вот так разом избавиться от солидных и дорогостоящих шкафов и кресел, однако с заменой общего фона стен на кремовый, а драпировок на желтовато- или зеленовато-серый, но никак не темный, обстановка, по ее мнению, стала бы вполне приемлемой, а возможно, в чем-то и привлекательной.
Лизель, которую Вирджиния однажды перехватила чуть ли не на бегу и с которой посоветовалась на этот счет, думала так же и сама предложила свозить Вирджинию в Бонн, чтобы прикупить соответствующую ткань.
Альбрехт вызвался покрасить стены, а Ханнхен, разрывавшаяся между своей жесткой неприязнью к каким угодно переменам и предубеждением по отношению к работе профессиональных драпировщиков, взялась лично изготовить шторы, как только ей дадут в руки соответствующий материал.
Вирджиния с энтузиазмом взялась за работу, однако когда настал день запланированной поездки, вместо Лизель к дому на «фольксвагене» подкатила Ирма, заявившая, что ее сестра занята на какой-то срочной разгрузке-погрузке, а потому приехать не сможет.
— Ничего страшного, — сказала Вирджиния. — Поедем как-нибудь в другой раз.
Ирма опустила руку на рулевое колесо, всем своим видом изображая усталое терпение.
— Послушайте, чтобы заскочить сюда я специально такой крюк сделала! Так вы поедете или нет?
— Ну конечно. Спасибо вам.
Вирджиния отнюдь не горела желанием совершить эту поездку в обществе Ирмы, однако иного выбора у нее просто не оставалось. По пути они болтали о том о сем.
