— Я пробовал назначить встречу через вашу секретаршу, но, очевидно, у нее указание не пускать представителей прессы. Собственно, я по личному делу. Это касается вашей племянницы.
— Я не понимаю.
Грустная улыбка скользнула по его лицу.
— Да и я толком тоже. Она не тот тип девушки, с кем я обычно провожу время. Но я все смотрю на эту фотографию, что сделал в субботу, и никак не могу выбросить ее из головы. Я бы хотел узнать ее поближе.
— Зачем приходить ко мне? — В поведении Ривы не произошло никакого смягчения. Это был человек, отвечающий за привлечение внимания общественности к ее встрече с Эдисоном. Он мог и в самом деле проявлять интерес к Эрин, но в то же время мог и не проявлять.
— Встреча с вашей племянницей начинает походить на одну из невероятных игр-викторин. Я узнал, что она учится в Тьюлейне, но если у нее есть телефон, его номер нигде не значится. Ваши люди и дома, и на работе не хотят его давать и не говорят, где она живет. Ее мать, когда я туда позвонил, буквально вцепилась мне в горло, обвиняя меня чуть ли не в том, что я извращенец или маньяк, или то и другое одновременно. Последняя моя надежда — ваше сострадание.
— Почему вы думаете, что я помогу вам?
— Не знаю. На мой взгляд, вы разумная женщина. И потом, возможно, вы сочтете, что лучше потакать мне, чем оставить меня в недоумении, почему все так старательно опекают вашу племянницу.
Он был умен, ей пришлось отдать ему должное. А также несколько беспокоен. Едва ли она могла винить его в последнем; качество, которое ей нравилось в умеренном количестве.
— Эрин, — сказала Рива, — очень открыта и доверчива. Она не до конца сознает, что мир полон людьми-потребителями.
— И вы думаете, что я один из них?
— Такая вероятность существует.
Он кивнул:
— Так, остановимся. Могу вам сообщить, что я не такой, но я не знаю, есть ли способ доказать это.
Она ожидала воинственных нападок и злости, попытки убедить ее. Его согласие обезоружило и произвело сильное впечатление. При ближайшем рассмотрении он оказался привлекательным молодым человеком, еще не окончательно сформировавшимся, но привлекательным. Всякая молодая женщина нашла бы в его угловатости и в то же время твердой уверенности, в манерах некую неотразимость, если ей нравился тип темноволосых и эмоциональных.
— Эрин, конечно же, достаточно взрослая, чтобы не нуждаться в ком-то, кто бы ограждал ее от свиданий. Ее номер телефона я вам не дам, но ваш запишу. Если она заинтересуется, то сможет вам позвонить.
— Если это лучшее, что вы можете…
— Да.
Он принялся рыться в карманах в поисках ручки.
— Я согласен.
Некоторое время спустя, сидя в лимузине, Рива глядела на визитную карточку, на которой Дуг Горслайн написал свой телефон. Отдать карточку Эрин или не стоит? Она не могла понять, почему все-таки сказала, что отдаст, разве что ей показалась хорошей идея расширить круг друзей племянницы, особенно друзей-мужчин.
Могло быть, конечно, и так, что лекарство, которое она прописала, хуже, чем недовольство.
С внезапной решимостью она спрятала визитку в сумочку. Затем, откинувшись на мягкое плюшевое сиденье, закрыла глаза.
Иногда казалось, что она была вечно усталой. Причину нетрудно было найти. Годами она удерживала свое положение в компании и одновременно сочетала это с обязанностями жены Космо, экономки Бон Ви и других их владений, а также общественными делами. Всегда был кто-то, кто помогал ей на каждом шагу, кто-то, кто убирал и чистил, делал звонки, отдавал распоряжения относительно ремонта и перестановки мебели, помогал осуществлять физически тяжелую работу, но в конечном итоге за все отвечала она. Так было еще до того, как заболел Космо, а теперь уж и подавно. В основном ей нравился тот образ жизни, который она вела, но были и времена, когда дома, автомобили, антиквариат и роскошная мебель, домашняя прислуга, секретари и в особенности обширная структура компании, казались ей невыносимой ношей.
Она мечтала стать свободной. Горячее желание забраться в свою машину и уехать было иногда настолько сильным, что руки буквально чесались от стремления ухватиться за руль и ощутить его. Она подумывала уехать в Мехико, купить домик в небольшой деревеньке, где ее знали бы только как сумасбродную американку, которая ходит босиком и держит кур, подобно крестьянке. Она представляла себе хижину грубой постройки с соломенной крышей на песчаном берегу тихоокеанского островка, где она лежала бы в гамаке до захода солнца, а потом шла по песку босиком. Дурацкие мечты.
