Легкая улыбка пробежала по лицу императора.
— Безрассудный! — проговорил он. — Знайте, что судьба республики находится в полной мере в моих руках: я ознаменовал свое прибытие сюда междоусобными раздорами и чумой, и я бы мог стать не далее как сегодня повелителем Венеции. Но Венеция победила меня, послав мне встречу с прекраснейшей из своих дочерей. Честолюбие мое угасло с того мгновения, как я встретил Джиованну ди Понте. Я чувствую теперь только одно страшное, непреодолимое желание — быть любимым этим прелестным существом. Я оставляю Венецию без малейшего сожаления. Я не хочу больше проливать кровь из-за приобретения лишнего куска земли… Да и в самом деле, на что он мне, мне, императору Востока?.. Я хочу лишь одного: любви очаровательной Джиованны ди Понте. Отдайте ее мне, и я оставлю навсегда Венецию и не буду вмешиваться в ее судьбу. Я говорю на этот раз совершенно искренне и требую такого же искреннего ответа… Джиованна, — продолжал с волнением Мануил, обращаясь к изумленной девушке. — Я люблю вас так, как еще не любил никого раньше, и, если вы ответите мне взаимностью, я увезу вас отсюда в Константинополь и возведу вас на византийский трон. Скажите же мне, согласны ли вы исполнить эту просьбу, согласны ли стать женою Комнина?
Молодые люди молчали, изумленные и испуганные таким неожиданным признанием цезаря.
Сиани опомнился первым.
— Император Мануил Комнин, — проговорил он, — забывает, что здесь не Бланкервальский дворец, где воля его считается законом. Здесь — Венеция, которая вовсе не расположена поощрять его прихоти. Достаточно одного слова дожа и…
— Синьор Валериано, вы не дождетесь от трупа никаких слов! — перебил с усмешкой Мануил.
— Что вы хотите сказать? — воскликнул патриций. — Виталь Микели…
— Умер и от весьма опасной болезни, а именно от удара ножом! — ответил спокойно Комнин.
Молодой человек опустил голову, ошеломленный такой новостью, но через минуту он поднял ее и взглянул на императора.
— Если в Венеции нет более дожа, — сказал он с грустью, — то у нее остается еще Совет сорока.
— Вы ошибаетесь: этого Совета тоже больше нет.
— Что вы говорите?!
— Истину! Венеция осталась без правителей и находится во власти народа, опьяневшего от резни и излишеств. Теперь вы видите, Сиани, что угрозы ваши имеют не больше веса, чем мыльный пузырь, и что мне бояться некого. Оставь же мысль противиться моим желаниям, я сильнее тебя, и Джиованне ди Понте не избежать повиновения мне.
Лев расположился между тем перед хижиной Нунциаты. Из двери, остававшейся полуоткрытой, незаметно вышел старик, лицо которого было закрыто черным покрывалом. Он прокрался ко льву и опустился возле него на колени, поглаживая рукой косматую гриву грозного животного. Казалось, что он шепчет что-то царю зверей и что последний понимает его, так как поднимал несколько раз голову, чтобы устремить зловещий взгляд на величественное лицо Мануила.
Матросы окружили с видимым любопытством восточного цезаря, услышав его имя, и обдумывали, какую выгоду можно было извлечь им из этого важного открытия.
— Примите мой совет, Сиани, — продолжал Мануил торжественным тоном. — Не начинайте борьбы, которая должна неминуемо кончиться вашей гибелью! Не становитесь карликом, вступающим в бой с гигантом! На этот раз ваш соперник уже не трусливый и зазнавшийся раб вроде Азана Иоанниса, а человек, который видел до сих пор все свои желания удовлетворенными. Пока не встретилась мне Джиованна, я не знал настоящей, всепоглощающей любви, не дающей места другим чувствам, заставляющей человека сосредоточить все мысли и желания на одном предмете. Откажитесь же от Джиованны. Разве вам по силам оспорить ее у меня? И притом нас семеро против одного, так как мне стоит только дать горсть золота этим четырем матросам, чтобы привлечь их на мою сторону.
Громкий хохот могильщиков подтвердил предположение Комнина об их готовности браться из-за денег за любое дурное дело.
— Ну! — добавил последний. — Признаете ли вы себя побежденным или нет еще?
— Нет, цезарь, не признаю! — ответил молодой человек, стараясь казаться хладнокровным.
