– Лиза… – начал Женя, чувствуя, как внутри все вымерзает от ужаса – и к нему обернулись.
– Ага, – сказал красавчик. – Эд опять привел смертного.
– Женя, успокойся, пустяки, – сказала Лиза. – Просто причуды. Эд часто так делает. У каждого свои пристрастия, верно?
– Жестоко, – заметила блондинка.
– Ну почему же? – возразила Лиза. – Напротив, милосердно. Смертный же счастлив. Разве нет?
Женя почти не слышал. Он оцепенело смотрел, как бродяжка обнимает вампира, а вампир его целует – в уголок рта, а потом в шею. Убийство. Просто убийство. Просто причуды. Я опять наблюдаю, как убивают человека. И все наблюдают. Успокойся, пустяки.
Вампир отпустил труп, поправив ему волосы. Невесть откуда взявшийся демон в черном накрыл его полотном и вынес из зала. Женя отчетливо видел, как из свертка свешивалась рука с обломанными ногтями, а на ней – розовый пластмассовый браслет. Убийца проводил охранника глазами, печально улыбаясь.
– Лиза, – сказал Женя потерянно, – мне надо… уйти… в смысле – я его сейчас убью.
– Кого? – спросила девушка с родинкой, и все рассмеялись.
– Этого… Эда.
– Женя, – сказала Лиза нежно, – тебе немного не повезло сегодня. Этого не стоило видеть в таком настроении, но это не так дурно, как ты думаешь, поверь…
– Вы убийцы, – сказал Женя. – И я с вами заодно. Я теперь тварь. Хищная тварь. Зачем ты это со мной сделала?
– Ты просил, – ему показалось, что теперь и Лиза растерялась. – Ты так хотел быть… с собственной памятью…
– Я не знал.
Лиза взяла Женю за руку, сжала его ладонь между своими, заглянула в лицо – серьезнее, чем всегда.
– Ты еще ничего не знаешь, – сказала она. – Со временем ты все поймешь. Это нельзя объяснить коротко – но все не так ужасно. Это – выбор пути, понимаешь?
– Нет.
– Мы вершим судьбы. Это только путь. Пути пересекаются в Инобытии. У всего есть две стороны – дневная и ночная…
– Я ничего не понимаю.
– Ничего, милый. Выпей. Ты должен успокоиться и согреться.
Женя взял бокал. Он смертельно устал. Хотелось бежать – и было невозможно тяжело бежать от Лизы. Тем более – от себя.
Пока он пытался на что-то решиться, к столу подошла еще одна девушка. Она была ослепительно хороша – и держала на руках младенца, завернутого в кружевной конвертик.
– Что это за новости, Магда? – спросила Лиза, и Жене почудилось, что она злится.
– Я принесла тебе подарок, – сказала Магда весело. – Мне странно, что ты так себя ведешь – я просто хотела подольститься к тебе, и сделать приятное твоему кавалеру.
Красавчик смахнул со стола бокалы, и Магда положила спящего ребенка рядом с Женей.
– Я еще не позволяла! – сказала Лиза. – Вы сговорились?!
И в этот миг к Жене пришло решение. Это было ослепительно.
Он сгреб младенца в охапку и встал.
– Все, – сказал он. – Все. Я ухожу.
– Погоди, – Лиза снова потянулась к нему, но Женя шарахнулся в сторону. – Женя, ты ошибаешься! Дитя обречено! Это путь…
– Ты врешь. Я больше не могу. Одежду я тебе пришлю.
– Нет. Женя, нет. Ты не должен, – Лиза тоже встала, а за ней – ее свита, но никто не трогался с места.
Женя заставил себя отвернуться, не смотреть в ее лицо, в ее отчаянные глаза – и пошел к выходу. Пока за ним не закрылась дверь, он чувствовал спиной ее взгляд.
И вызывал в себе отвращение и злобу.
– В общем, так я и оказался на улице без четверти час ночи, с этой козявкой. Козявка, между прочим, рыпаться и не думала – спала себе. Я все боялся, что ей холодно, но ведь когда таким маленьким холодно или не удобно, они же плачут, да? Куда ее деть, я уже знал – сдам, думаю, милиции, пусть отвезут в детский дом, или куда там полагается… Не мог я ее оставить, хотя мелькала такая мысль – за себя не ручался. И так чувствовал, что она… ну… как бы затащилась от меня, как взрослые смертные. Не хватало ее случайно…
Женя вышел к метро. По древнему опыту он знал, что милицейский патруль легче всего обнаружить там, где больше всего народа. Здесь же, где между двумя выходами – такая оживленная улица, да еще и вокзал рядом, даже во втором часу ночи можно было встретить кого угодно.
Пара патрульных обнаружилась на вокзале. Нельзя сказать, чтобы Женя особенно нежно относился к милиции, да и эти орлы с фигурами людей, которым в принципе не может грозить голодная смерть, с самодовольными физиономиями и при полном параде не вызывали у него особого доверия. Но другого выхода он не видел.