Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила (сборник) - страница 68
Уклон речки стал круче, а мой путь – сложнее. Признаков присутствия человека мне больше не попадалось, да и следов, если и были, я больше не видела. Воздух на дне оврага был неподвижным, а тень – легкой: свет все-таки проникал сквозь листву. Я остановилась, собственно, чтобы еще раз попить, но, вместо того чтобы пить, с неожиданной решимостью отвернулась от воды, села в тень на упавший ствол дерева и раскрыла сумку.
Мне было жарко, я устала и совсем утратила присутствие духа. Никто мне не поможет, если я свалюсь тут от усталости. Если уж новость, которую я несу, лишает меня мужества, следует подкрепиться, пока не поздно, подумала я.
Я откупорила бутылку «Царя Миноса Второго» и, с благословения Фрэнсис, которая настояла, чтобы я взяла бутылку с собой, отхлебнула такой глоток, который сделал бы честь миссис Гэмп и ее чайнику[33]. После этого я почувствовала себя настолько лучше, что из почтения к богам места совершила возлияние им – плеснула немного вина на землю и принялась за ланч.
Фрэнсис дала мне по крайней мере две трети обильного, выданного нам Тони ланча. С небольшой дополнительной помощью «Царя Миноса» я съела пару свежих булочек с начинкой из жареной баранины, несколько маслин из мешочка из жиронепроницаемой бумаги и довольно безвкусное яблоко. На апельсин и смотреть не хотелось, бросила его обратно в сумку.
Легкое дуновение ветра тронуло надо мной верхушки деревьев, и ослепительные блики солнечного света рассыпались по воде, по камням забегали тени. Несколько бабочек, которые пили на самой кромке воды, поплыли, как гонимые ветром листья, вспыхнув сверкающими крыльями, пропорхнул мимо меня щегол и скрылся в каких-то высоких кустах на выступе скалы.
От нечего делать я посмотрела ему вслед, и еще одно едва уловимое движение привлекло мой взгляд – шевеление чего-то светло-серого среди нескольких сгрудившихся валунов под выступом, как будто камень задвигался. Потом я подумала, что там, под сплетением жимолости, наверное, лежит ягненок или овца. Ветер, должно быть, взъерошил овечью шерсть, и она на мгновение показалась над валунами.
Я присмотрелась внимательнее. Вот опять порыв ветра пробежал по шерсти, подняв ее так, что на нее упал свет, и она на мгновение вспыхнула, как цветок на камне.
Значит, я была не права. Вовсе это был не Марк. Поблизости овцы, а с ними, конечно, пастух.
А не лучше ли вернуться к прежнему выбранному наудачу плану: направиться назад к кипарисовой роще? – подумала я, собирая остатки ланча.
Я осторожно встала, постояла, прислушалась.
Ничего, кроме журчания воды и слабого шелеста листьев, да еще щебетания щеглов, где-то вне поля зрения…
Я направилась назад, вниз по течению, чтобы найти место, где можно поудобнее выбраться наверх из ущелья, и вдруг новая мысль заставила меня остановиться: странно, что овца такая спокойная, даже не пошевелилась за все время, пока я ела. Я обернулась. Она лежала на другой стороне речки, на порядочном от меня расстоянии, под выступом скалы. Может быть, она соскользнула сверху и разбилась насмерть, подумала я, а пастух просто этого не заметил. Или она отстала и запуталась в колючках, и мне не потребуется много времени, чтобы освободить ее. По крайней мере, стоит хотя бы посмотреть, что там на самом деле.
Я перешла через речку и вскарабкалась к валунам.
Нет, она не была живой, и вообще это была не овца, а только овечья шкура, и шкура эта была на мальчике, который лежал за валунами под кустом и крепко спал. На нем были рваные синие джинсы и грязная синяя рубашка, овечья шкура наброшена на одно плечо, как ее носят греческие пастухи, а концы ее связаны вместе потертой веревкой. Нет, не Марком оказалась добыча, за которой я охотилась. Грязь на веревочных подошвах мальчика едва подсохла.
Мое достаточно шумное приближение его не побеспокоило. Он крепко спал с какой-то сосредоточенностью, полностью погрузившись в сон. Муха села ему на щеку, поползла по веку, но он даже не шелохнулся. Дышал он глубоко и ровно. Не составляло труда потихоньку отойти от него, так и не потревожив.
