Хрен с ним, тепловизором… раз пошла такая пьянка. Придётся бросить все остатки маны на борьбу с тварями.
Ребята из батальона сегодня гордились бы мной, я оказался на ногах, превзойдя все существующие армейские нормативы. И хрен с ним, что всё тело болит и кажется, что на нём нет и живого места.
Всё терпимо, особенно в текущей ситуации. Организм сам прекрасно понимает и потому не отвлекает внутренние резервы на борьбу с болью. Состояние грогги — то бишь подбитого на ринге боксёра, испаряется само собой.
Потом, будет невесело, конечно. Но тут как в банковской рекламе: бери кредит сейчас, три шкуры с тебя снимут потом. И это самое неопределённое будущее, сконцентрированное в магическом слове «потом», заставляет пускаться на безрассудства.
Неприятность эту мы переживём, в отличие от других. Слишком много заинтересованных в том, чтобы завтра для меня не наступило никогда. Только у меня другие планы.
Берегитесь, зверюшки!
Хоп! И купол из последних остатков маны накрывает меня словно колпаком папаши Мюллера: и мне отсюда не сбежать, и невидимкам не добраться до моей плоти.
Стоит отметить, что включил я его очень даже вовремя, аккурат в тот момент, когда нечто воздушное и внешне неосязаемое попробовало подобраться ко мне поближе, используя традиционную тактику решительного прыжка.
Конечно, я не мог ни собственными глазками, ни невидимым зрением, которое пришлось отключить в целях экономии ресурса, наблюдать за тем, что произошло, но судя по куче визга, тварюга конкретно впечаталась в купол и отлетела от него рикошетом, шмякнувшись об рельсы.
Кровь оказывается у них точно такого же цвета, как и у людей: на стальную рельсину словно вылили банку красной краски, которая брызгами пошла по сторонам.
Походу физиология у этих мерзких отродий такова, что серьёзные внутренние повреждения заставляют их выпадать из области невидимости. Так что я смог лицезреть пострадавшего врага, который бился в конвульсиях на пропитанных креозотом шпалах.
Купол исчез, запасы маны иссякли. Дальше сам, всё сам… без чудес и волшебства.
Наган сам материализовался у меня в руке, его словно магнитом притянуло в ладонь — вот что значит отработанные до автоматизма рефлексы.
Именно с такой модели стрелять ещё не приходилось, такое чувство, что револьвер перенесся не через года, а через столетия, перекочевав ко мне из фильмов про гражданскую войну.
Меня и искалеченную тварь разделяли метра три, тут и слепой не промажет. Я всадил пулю в её уродливую лысую башку просто с невероятным наслаждением, а потом резко развернулся и снова надавил на спуск: вторая гадина не стала тянуть с атакой. Да, я не видел её, но ощутил поток завихрений в воздухе и потому знал, как и куда нужно стрелять.
И теперь у моих ног нашёл вечное погребение труп ещё одного мрачного порождения «Объекта-13».
Кажется, это было всё. Я в одиночку уложил маленький отряд невидимок. Но сил радоваться у меня больше не оставалось. Да и вообще обычных сил.
Откат, пусть и не такой мощный, как в предыдущем случае, накрыл меня с головой. Мне повезло, что это случилось именно сейчас, а не секундой раньше — в противном случае брать меня можно было практически голыми руками.
Отстрадав, отмучившись и прокляв всё на свете, я остался лежать на насыпи, окружённый с нескольких сторон мёртвыми тушами противников. Наверное, в кино эта сцена смотрелась бы круто, особенно под торжественную музыку, только мне было не до красивостей и не до драматургии.
Я был выжат как лимон, не мог даже пошевелить пальцами, а во рту появился такой привкус, словно кто-то заставил меня сожрать кусок давно протухшего мяса. Солнце напекало голову, подозрительные насекомые противно жужжали и норовили опуститься на лицо, струйки едкого пота сбегали со лба на глаза, выедая их будто кислотой.
Одежда прилипла к телу, местами даже спеклась кровь — представляю, какое это будет удовольствие отдирать приставшую ткань от раны…
И долбаное эмоциональное опустошение. Душа словно сгорела и не желала возрождаться из пепла аки Феникс.
Только лёгкий ветерок приятно свежил кожу и отгонял совсем забодавших меня насекомых.
