— Стой и не двигайся, Мортис, — сказал дядя и принялся рыться в кармане. Своей покрытой синими венами рукой он извлек оттуда пузырек с растворителем и обрызгал им охотничий плащ Мортиса. Серебристый организм зашипел, и от него пошел пар.
Бурджвик потер бок, куда Мортис ударил его коленом с такой силой, что Бурджвик испугался, как бы ему не сломали ребра. На месте удара уже расплывался желто-бурый синяк. Мортис так громко завопил от ярости, что сразу прибежало несколько слуг. Они застали сцену полнейшего хаоса: Мортис прижимал Бурджвика к земле и поносил его последними словами, в то время как Джиб предпринимал вялые попытки освободить его.
— Ну вот, совсем как новенький, — сказал дядя Беллерофон, убирая пузырек обратно в карман.
Мортис с мрачным видом кивнул, но продолжал буравить взглядом Бурджвика.
— Поблагодари дядю, — проворчал отец. Он не выглядел рассерженным, но настроение отца всегда трудно было угадать. Его рот скрывался в гуще жестких черных волос бороды, а вечно слезящиеся глаза давно удалили и заменили блестящими черными шарами, которые создал самый лучший генный специалист на континенте.
— Спасибо, дядя, — сухо проговорил Мортис.
— А теперь я хочу побеседовать со своими отпрысками, — сказал отец, похлопав дядю Беллерофона по плечу.
Ворсинки на шкуре дяди Беллерофона изогнулись, реагируя на прикосновение. Вся его шкура блестела и была покрыта оранжевыми пятнами по случаю кануна Дня Заражения, а несколько кудрявых волосков окружали его голову, создавая странный ореол. Шкура отца, напротив, была как всегда по-звериному распушенной и обрамляла плотные красные мускулы, которые делали его невероятно сильным.
Бурджвик хорошо помнил тот день, когда старое дерево неудачно упало и придавило одного из слуг, и как отец подошел к нему, присел на корточки и поднял ствол с такой легкостью, словно это была всего лишь маленькая ветка.
Как только дядя Беллерофон ушел, отец сложил руки на груди и посмотрел на них, его черные как смоль глаза сначала повернулись в сторону Бурджвика, а затем — Мортиса.
— Может, нам отправить клоунов домой? — спросил он. — Похоже, вы двое решили взять на себя их работу.
Бурджвик удивленно заморгал, Мортис — скривил рот.
— Слуги смеялись над вами, — сказал отец. — Двое сыновей Сомнамбулического дома катались в грязи, колотили друг друга и орали как маленькие дети. Мы никогда не выясняем отношений на глазах у слуг. Вы позорите меня.
Бурджвик заметил, как Мортис кусает губы от злости и стыда.
— Это я во всем виноват, отец, — быстро сказал Бурджвик. — Я спровоцировал Мортиса.
— Мортиса и провоцировать не нужно, он и так не отличает свой рот от задницы, — фыркнул отец. — Возможно, я совершил ошибку, когда подарил тебе охотничье ружье. А то еще отстрелишь себе голову. Возможно, вам двоим сегодня лучше остаться дома.
Бурджвик удивленно открыл рот; лицо Мортиса побагровело.
— Скоро приедут представители других семей, — продолжал отец. — Сегодня вечером вы должны вести себя как и подобает членам нашей семьи, иначе вы не сможете участвовать в охоте на доппеля. Вам ясно?
Бурджвик энергично кивнул и облегченно вздохнул, когда через несколько секунд его брат также кивнул.
— И еще, Бурджвик. — Блестящий черный глаз отца повернулся в своей глазнице. — Больше никаких игр с мальчиками-слугами. Это недопустимо. А теперь идите.
Первым порывом Бурджвика было броситься прочь со всех ног, чтобы избежать мести старшего брата. Но когда они направились к дому, Мортис, казалось, полностью погрузился в свои мысли. Его взгляд был устремлен куда-то вдаль.
— Это я-то не могу отличить рот от задницы? — внезапно со злобой проговорил Мортис. — Он считает меня дураком. Но я не дурак.
— Нет. — Сказал Бурджвик и тут же пожалел, ведь Мортис обратил на него внимание. Бурджвик вздрогнул, когда брат поднял руку, однако удара не последовало.
Вместо этого брат взял его за щеку и заглянул в глаза.
— Ты еще пожалеешь о том, что сделал это, маленький братик, — сказал он дрожащим голосом. — Очень сильно пожалеешь.
К тому моменту, когда начали прибывать представители различных семей, Бурджвик успел привести себя в порядок, очиститься от клея, зачесать назад волосы и нанести ароматную секрецию на свою шкуру. Он стоял на лужайке рядом с матерью, у которой на шкуре выросла тонкая вуаль, окутывающая ее встревоженное лицо. Она всегда сильно волновалась, когда приезжали другие семьи, переживала из-за тысячи разных мелочей, которые слуги могли испортить или проигнорировать.
