Но есть и другие звуки, просто они тише: жужжание, щелканье и шорохи небольших механизмов, которые продолжают работать. Станция укомплектована целой армией дронов-рабочих — «Сильные голоса» взяли их под контроль и могут использовать в своих целях. В моем досье указано, что они находятся под наблюдением и занимаются своими привычными делами, однако проявляют странную склонность сбиваться в группы.
Я отдергиваю лапу, когда вижу маленького дрона-ремонтника, который быстро бежит у стены и тащит на своей плоской, как у жука, спине вентилятор для охлаждения процессора. За ним следует другой дрон, еще меньшего размера. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не броситься на это, похожее на мышь, существо и не проглотить его, в груди у меня начинает клокотать рычание. Это мельтешение нервирует меня. Мой взгляд следует за ними, все равно как когти на задней лапе вытягиваются вдоль того места, которое особенно сильно чешется. Ну да, еще одно «Все равно как».
Я бы вообще предпочла не испытывать подобных чувств. Но что поделаешь, таковы издержки собачьей жизни.
Я тихо скулю. Гудение станции почти полностью заглушает этот звук.
— Сера? — говорит Кэрол.
Она не задает вопрос, поэтому я ей не отвечаю.
Мы идем до конца коридора, а потом снова начинаем спускаться по лестнице. Здесь есть лифты, но мы должны избегать их, поскольку система была взломана. Мы спускаемся еще на одиннадцать лестничных пролетов. Согласно СОД, мы сейчас находимся на глубине шестидесяти двух метров под земной поверхностью. Уши закладывает от давления. Кэрол тяжело дышит, хотя для своего возраста она в отличной физической форме.
Гул реактора здесь становится еще сильнее. Кэрол открывает дверь пожарного выхода, и звук снова усиливается. Рядом с дверью — стойка с маленькими наушниками, вероятно, чтобы заглушить шум. Кэрол останавливается, берет наушники и подключает их к своей СОД.
Я несколько раз встряхиваю головой, чтобы избавиться от заложенности в ушах, а также надеюсь, что шум станет чуть тише. Ничего подобного не происходит; просто я начинаю привыкать к нему.
— Сера, — говорит Кэрол. Вероятно, ей удается перекричать гул в подземелье. — С тобой все хорошо?
«Этот шум, — отвечаю я. — Сбивает с толку».
— Ты сможешь работать?
«Я смогу работать», — я отвечаю на автомате, но решаю приложить все усилия, чтобы у меня получилось. Во время поиска я полагаюсь на свой слух. И хотя от этого шума у меня мурашки по коже, я могу сосредоточиться настолько, чтобы расслышать любой, малейший звук, доносящийся сквозь этот гул. У меня феноменально острый слух. И, несмотря на все затруднения, я не утратила его.
Согласно полученному плану, нужный нам канал доступа к коридорам и туннелям для обслуживания внутреннего контура реактора находится на этом этаже.
Кэрол стучит пальцем по экрану своей рации и возмущенно качает головой.
— Сигнал не проходит, — говорит она.
Я знала, что связи здесь не будет. Думаю, и она об этом знает, но все равно нужно было проверить. Похоже, люди намного больше боятся потерять доступ в Интернет, чем я — к «Моданету». Вероятно, это связано с тем, что возможности «Моданета» весьма ограничены, в то время как Интернет представляет безграничные возможности для связи, социального общения, а также поиска информации; он дает людям ощущение, что они смогут решить любую проблему, если только получат дополнительную информацию и смогут привлечь к решению как можно больше других людей. Однако я знаю, что мне нужно полагаться только на себя. Я никогда не видела Интернет, разве что мельком на устройствах людей, и не переживаю из-за того, что не могу прибегнуть к его помощи.
Когда я проходила обучение, Дейси говорила мне, что я не должна смотреть на мониторы, вот я этого и не делаю. В ЦНИИ, если ты посмотришь один раз на монитор, получишь вербальное предупреждение. Если посмотришь еще раз — получишь предупреждение, и тебя на время отстраняют от работы. А также лишишься разных привилегий вроде возможности поплавать в свободное время. Если ты — молодая, полная сил собака, то это ужасно неприятно, когда тебе не позволяют поплавать в свое удовольствие.
