Доверие вообще является ключом для любых отношений. Работая банковским служащим, я снова и снова усваиваю этот урок. Ощущение тихого счастья обволакивало меня мягким покрывалом, но к этому чувству примешивалась легкая грусть, растворенная в целом букете запахов: нагретой на солнце кожи автомобильных сидений, кокосового масла, которым были смазаны седые волосы Аммы, нотки ветиверы — от Падмы, жасмина — от Велли и пульсирующего, почти звериного запаха Бутту. И этот букет чувственных восприятий собрал не мой Мозг. Вероятнее всего, его источал цветок мимолетного мгновения. Я наслаждался этим ароматом, пока он не рассеялся при попытке проанализировать его, но, даже исчезнув, оставил за собой легкий флер беспричинного счастья.
Голова кружилась, я слегка наклонился вперед между двумя передними сиденьями и спросил дам, о чем они беседовали.
— Амма говорит, что хочет поехать на мою свадьбу в Бостон, — сказала Падма. — Мне тоже этого хочется. Я все устрою. Мне будет очень жаль, если она не сможет присутствовать.
— Значит, решено, я приеду, — заявила Амма, — только забронируй билеты на самолет.
— Амма, ты до ванной-то с трудом добраться можешь без посторонней помощи, не то, что до Бостона!
— Видишь, Падма, видишь? Вот как он ко мне относится, — пожаловалась Амма дребезжащим старческим голосом. Она так говорила, только когда хотела вызвать сострадание к себе. — После того как ты ушла, он все время донимает меня своими дурными шутками. — Затем, к моему удивлению, Амма повернулась и похлопала меня по щеке. — Но ничего ужасного в этом нет. Он, бедняга, просто старается подбодрить меня.
— Это одна из опасностей совместной жизни с ним, — с улыбкой заметила Падма. — Амма, но я, правда, забронирую для тебя билет. А если хочешь, твой сын тоже может приехать и забавляться там своими дурными шутками.
— Да, чем больше народу, тем веселее, — сказала Амма, она была такой славной. Амма решительно защищала выбор Падмы, игнорируя моральную проблему появления на свет турецко-тамильских детей, которую, впрочем, никто открыто не обсуждал; по ее словам, главное, что у человека на сердце, а не кто он по происхождению, что дети только укрепляют любовь, и еще говорят, что он любит красный рис и авиал[24].
— Мне всегда казалось, что Маммутти очень похож на турка, — сказала Амма, бескомпромиссный тон ее голоса говорил о том, что Соллоццо, с которым ей только предстояло встретиться, при желании смог бы извлечь некоторую пользу из ее симпатии к известному актеру из Южной Индии, которым она была увлечена всю свою жизнь. И вообще, ей очень нравились турки.
Он мне тоже понравился. Пускай фамилия Соллоццо и вызывала ассоциации с гангстером из классического фильма. Кстати, у него даже были тонкие усики! Я мог бы отрастить точно такие же, но не в силах был похвастаться худобой, высоким ростом, а также внешним видом, навевавшим воспоминания о потрепанной крикетной бите, отбивавшей мяч несчетное количество раз. Он оказался славным малым, весьма смышленым, а ленивая улыбка и задумчивое выражение лица придавали его словам особую значимость.
Он приготовил мне подарок. «Музей невинности» Памука, подписанный автором. Странно было представлять себе, что этой книги касалась рука великого писателя, от этой мысли у меня по спине даже пробежали мурашки. Это было чудесное ощущение, несвойственное Усовершенствованным. Два подарка в одном. Без сомнения, книга была очень дорогой. Я снова дотронулся до дарственной надписи, мысленно повторяя ее содержание.
«Мой друг, — звучал голос Орхана Памука, переносясь через мост времени, — я надеюсь, вы прочитаете эту историю с таким же удовольствием, с которым я сочинял ее».
Я опять повторил текст обращения про себя. Оторвав взгляд от книги, я увидел, что Падма и Соллоццо смотрели на меня. Так трогательно — думать о том, что они старались подобрать для меня правильный подарок.
— Я буду беречь эту книгу, — сказал я совершенно искренне. — Спасибо.
— Не стоит благодарности, — ответил Соллоццо, и его губы медленно расползлись в улыбке. — Вы мне ничем не обязаны. Ведь это я
