– Поручение секретное, если ты джи-мен?
– Секретное, – подтвердил Челубей.
– И как я тебе помогу? Ты на службе, я на службе. Да наши с тобой начальники два года будут согласовывать, что можно, а что нельзя.
– Леш, а может, мы обойдемся без начальников? Мои полномочия самые широкие. Боссы понимают, что через океан руководить не получится, и дали мне карт-бланш.
– Боссы? – не сообразил сыщик.
– Ну, шефы, начальники.
– А… Так это у тебя, Яша, они далеко. А у меня близко. Мне карт-бланш никто не даст.
– Ты сначала послушай, о чем речь, – подзадорил друга коммандер. – Чай, тоже не коллежский регистратор, большой человек! Сколько я тебя помню, ты любил решать сам.
– К самолюбию взываешь… – усмехнулся Лыков. – Ну, давай попробуем. Говори, что за дело.
Недашевский опять начал оправдываться:
– Что мне оставалось? Приказ есть приказ. Я, когда его получил, сразу подумал о тебе. Если, думаю, Алексей жив-здоров и при должности, он мне поможет. Если же нет, ничего у меня не выйдет.
– Ты не подлизывайся, а дело говори.
– Вот. Телеграфировал я нашему военно-морскому агенту: загляни в адрес-календарь, есть там Алексей Николаевич Лыков или нет? Есть, отвечает тот. Чиновник особых поручений Департамента полиции и коллежский советник. Я сразу понял, что это ты. Обрадовался.
– Рано радуешься, – попробовал осадить товарища сыщик. – Может, я и не сумею быть тебе полезен.
– Леш, – сказал вполголоса Яков. – Как же мне не радоваться? Я тебя эти двадцать лет часто вспоминал. Сначала каждый день. Потом, конечно, жизнь задвинула воспоминания в долгий ящик, но все равно… Ты спас меня от каторги. Может даже, от виселицы. Нарушил присягу ради нашей дружбы. Как я мог это забыть? Как мне теперь не радоваться, что я сижу здесь и говорю с тобой?
– Да я сам рад до смерти, – смутился Лыков и еще раз крепко обнял нежданного гостя. Тот спохватился:
– А ты-то как? Семейный?
– Да. Два сына-молодца, тоже девятнадцать годов им. И тоже юнкеры.
– Значит, ты недолго убивался?! – обрадовался Челубей. – А я расстраивался, что увел у друга любимую женщину…
– Конечно, увел. Но я нашел другую. К тому же еще богачку.
Они посмеялись, хорошо, как в старые добрые времена. Потом коммандер спохватился:
– Да, насчет дела. Мне поручено разведать конфиденциально… У тебя, как чиновника Департамента полиции, огромные возможности. Дело прошло у вас незамеченным, и сейчас даже не знаю, у кого тебе выяснить подробности. Месяц назад в Петербурге умер некто Филиппов…
Алексей Николаевич не поверил своим ушам:
– Ты приехал из-за океана по вопросу Михаила Михайловича Филиппова?
– Да… Так ты что-то слышал о нем?
– Не только слышал. Мне поручено министром внутренних дел провести повторное дознание его гибели.
– Вот это да… – пробормотал Челубей. – Вот это я удачно обратился… Прямо по адресу.
– Вам-то какое дело до нашего доктора?
– Он изобретал особо секретный вид оружия. Ты знаешь об этом?
– Яков, тут ты вторгаешься в нашу государственную тайну, – строго ответил коллежский советник. – Я не могу говорить с тобой об этом, понимаешь? Извини, но не могу.
– Погоди! Скажи хоть то, что дозволено знать.
Лыков задумался. Старый товарищ, которого он тоже нет-нет да вспоминал, переплыл половину земного шара. Какой в том грех, если сыщик откроет ему часть секретов?
– Хорошо, слушай. Вот что удалось выяснить мне. Филиппова убили германские агенты.
– Так я и думал, – прошептал Челубей.
– Ты думал? А почему?
– Расскажу после, продолжай, пожалуйста. Они забрали его научные документы?
– Да. Так они решили. Но мое дознание показывает иное. За Филипповым наблюдало Петербургское охранное отделение, политическая полиция. И они, судя по косвенным уликам, сумели подменить бумаги ученого. Важные изъяли, а немцам подсунули второстепенные. Только ребята никогда в том не признаются…
– Молодцы! – одобрил Недашевский. – Значит, теперь бумаги у вас? И Россия может продолжить разработку оружия?
– Увы, все хуже. Охранка по своим соображениям уничтожила бумаги.
– Как уничтожила?!
– В печке сожгла, вот как! Я сам читал акт.
Яков ничего не понял.
– Поясни дураку. Зачем сжигать то, что имеет огромную государственную ценность?
