Лучи смерти - страница 79
Вдруг в дверь постучали, и просунулась усатая голова служителя:
– Ваше высокоблагородие, вас посетитель дожидается.
– Где? Какой посетитель?
– Одет как иностранец, а по-русски шпарит хорошо. Стоит в вестибюле. Вот еще… Просил передать.
Служитель вручил Алексею Николаевичу визитную карточку и маленький конверт. Тот взглянул на бумагу с золотым обрезом. Что за чудеса? На карточке значилось: «Джейкоб Мак-Алай, коммандер, помощник военно-морского агента Северо-Американских Соединенных Штатов». Зачем Лыков понадобился заморским людям? А что в конверте? Он открыл его, вытряс содержимое на ладонь, и сердце его больно сжалось.
Это был его фамильный крест. Двадцать лет назад в Забайкалье Лыков своими руками надел крест на шею Якову Недашевскому, известному в уголовных кругах как Челубей. Тот уезжал из России навсегда и взамен отдал свой[40]. Он и сейчас был на сыщике. Конверт мог означать только одно: Яков погиб, и кто-то по предсмертной его просьбе явился вернуть крест первому владельцу.
Не чуя ног, Алексей Николаевич помчался вниз. Слетел с лестницы, готовый к худшему, и вдруг замер. В вестибюле стоял и смотрел на него сам Недашевский! Живой и здоровый, только постаревший на двадцать лет.
– Яша!!! Живой…
– Живой, Леш, живой. И ты, слава богу…
– Слава богу!
Друзья обнялись так, что, казалось, сломают друг другу ребра.
– Есть еще силенка, – охнул Челубей. – Отпусти, придушишь!
– Черт неудельный, зачем меня напугал? Я уж подумал… Сам знаешь, что в таких случаях думают.
Лыков бегал вокруг рослого красавца, осматривал, как статую, дергал за рукав и болтал без умолку:
– А что за Мак… чего уж там написано? Коммандер какой-то. Это что за гусь? Старший по команде?
– Коммандер – это чин в американском военном флоте. Равен нашему капитану второго ранга. А Мак-Алай – это я и есть. Так меня теперь зовут.
Тон у Якова был такой, что Алексей Николаевич без разговоров повел его в кабинет. Усадил на диван и велел:
– Рассказывай.
– Правду?
– Зачем мне вранье?
Недашевский бежал из России как преступник, замешанный в готовящемся цареубийстве. За это по законам империи полагается петля, и срока давности нет. Правда, обвинить его можно было разве что в недоносительстве, но все равно тяжкое преступление. Кто он теперь, этот Мак-Алай? И с чем явился к чиновнику особых поручений Департамента полиции?
– Я, Леша, тот, кто у нас в Америке называется джи-мен.
– Джи-мен? С чем его едят?
– Ну, сотрудник секретных служб.
Лыков удивился:
– Я тоже в этих службах состою. И что?
– Ты в русской полиции служишь. А я в американской военно-морской разведке.
– Чего ж не в сухопутной?
– У них форма красивее! Шучу… Приехал сюда не просто так, а по заданию правительства.
Так и есть, сообразил Лыков, дело нечисто. Свалился как снег на голову друг из прошлого, надо бы радоваться, но, похоже, рано. Не просто так приехал Яша. Вряд ли сейчас сыщик услышит от него что-то хорошее.
– Погоди, не бей под дых. Скажи сначала, как там Хогешат.
Челубей потемнел лицом:
– Она умерла родами. Недолго мы жили вместе…
Алексей Николаевич молча перекрестился. Хогешат, его первая любовь, прекрасная и гордая девушка-чеченка… Как давно все это было!
– А ребенок? Он выжил?
– Да, жена пожертвовала собой ради него. Как я ни просил ее не делать этого. Теперь сыну девятнадцать лет, он… как это по-вашему? Юнкер. Учится в Вест-Пойнте на офицера.
– По-вашему… Почему, Яша, ты не сказал «по-нашему»?
– Потому что я давно американец.
– У Хогешат был брат Имадин, что с ним?
Недашевский опять вздохнул:
– Он не прижился в Америке. Тосковал по своим горам. А тут еще сестра умерла, не с кем стало поговорить на родном языке. И он вернулся на Кавказ. Точнее, решил вернуться. Я не знаю, удалось ему это или нет. Никаких известий от него не получил. Не знаю даже, жив ли он.
Два друга посидели молча, каждый думал о своем. Потом сыщик приказал:
– Ну, теперь давай о деле. Зачем пришел?
– У меня поручение от правительства. Есть одна тайна, которую велено раскрыть. Тут, в России, в Петербурге. Вот я и решил: может быть, ты мне поможешь? Честно говоря, вся моя надежда на тебя.
