Лучи смерти - страница 10

Таубе получил генеральский чин на Рождество. Это стало для него слабым утешением. У барона не ладилось с Куропаткиным. Заняв должность, тот быстро превратился из хорошего боевого генерала в суетливого бюрократа. Главной своей задачей он считал извлечение максимальной денежной выгоды. По должности Куропаткин получал, помимо жалованья, еще и так называемые финляндские деньги. Сейм переводил русскому военному министру ежегодно двадцать тысяч марок, или по курсу восемь тысяч рублей, за управление местными батальонами. При сохранении их автономии… Его предшественники, Милютин и Ванновский, отдавали эти деньги на пособие чинам русских войск в Финляндии. А Куропаткин спокойно клал себе в карман. Когда Николай Второй, по инициативе того же Куропаткина, лишил финскую армию этой автономии, генерал-адъютант вдруг выяснил, что пособия от сейма больше не будет. Очень этим возмутился – и выклянчил у государя казенное замещение прежних чухонских сумм. А уж сколько он получил прогонов, без устали разъезжая по державе… Делами заниматься времени совсем не оставалось. В перерывах между командировками министр жил на даче, где ловил сетью рыбу и стрелял из нагана по мишеням.

Виктор Рейнгольдович стал киснуть и проситься в строй. Только ему жалко было бросать контрразведочную службу, которую он с таким трудом наконец создал. Все шло к тому, что через год барон оставит штабную должность и уйдет командовать первой же дивизией, где откроется вакансия. А тут еще в обществе начали говорить о возможной кампании против Японии. Гуляла фраза, якобы брошенная Плеве, что России сейчас нужна маленькая победоносная война. Сказал он так или нет, точно неизвестно, но чуткие люди уже почувствовали запах гари…

Рядом с генерал-майором примостились еще два офицера. Один был в жандармском мундире с погонами ротмистра. Сухощавый, с профессиональным прищуром, он производил впечатление опытного розыскника. Так и оказалось: ротмистр Лавров возглавил Разведочное отделение Генерального штаба, оставаясь в ОКЖ[6]. До перевода он занимал должность начальника Тифлисского охранного отделения. Это была хорошая школа. На Кавказе до сих пор жило много лихого народа. Каждый оборванец держал дома целый арсенал, а сдаваться полиции без сопротивления было как-то не принято…

Второй офицер представился поручиком Олтаржевским. Должность его звучала очень длинно: младший помощник делопроизводителя Особого делопроизводства военно-статистического управления второго генерал-квартирмейстера. Короче говоря, это был человек Таубе, курирующий новую службу.

– Владимир Николаевич, ознакомьте коллежского советника Лыкова с характером деятельности вашего отделения, – предложил ротмистру генерал-майор. Поймал его взгляд и добавил: – Алексей Николаевич сам много лет занимается секретными делами, проверенный-перепроверенный. Можете ничего не скрывать. Потом, вам теперь вместе шпионов ловить, какие могут быть между вами тайны?

Лавров откашлялся и начал рассказывать:

– Разведочное отделение Генерального штаба, которое я имею честь возглавлять, создано в конце января этого года. Его высокопревосходительство…

– Если можно, покороче, Владимир Николаевич, – попросил Таубе.

– Слушаюсь. Куропаткин подготовил доклад на Высочайшее имя. Писал его, разумеется, Виктор Рейнгольдович. В докладе доказывалась необходимость создать наконец собственную противоразведочную службу. После истории с Гриммом, сами понимаете, дальше терпеть было уже нельзя.

Ротмистр покосился на Лыкова. Тот понимающе кивнул: конечно!

Подполковник Гримм, старший адъютант инспекторского отделения штаба Варшавского военного округа, был разоблачен в прошлом году как германский и австрийский шпион. Он продал врагу много наших секретов. В их числе оказалась даже святая святых – мобилизационное расписание номер семнадцать, где был изложен весь ход мобилизации русской армии; пришлось срочно его менять. Обнаружили измену Гримма случайно. Русский военный агент в Вене полковник Рооп встретил его выходившим из здания австрийского генерального штаба! Гримм спокойно собирал на службе тайные сведения и лично отвозил их в Вену и Берлин. Русское законодательство не было готово к такому повороту: подполковник нарушил присягу в мирное время и должен был отделаться небольшим сроком заключения. Военные юристы кое-как «натянули» ему двенадцать лет каторги. Тотчас после вынесения приговора статьи законов о шпионстве ужесточили, за предательство ввели смертную казнь. Сам изменник отправился в арестантском вагоне в Сибирь, но не доехал. Его убили соседи по нарам, а труп на ходу выбросили из поезда. Говорили, что таким образом конвоиры выполнили секретное задание Военного министерства…