– Да у нас народ к гостям привычный…
– Еще раз повторяю: чтобы не обратили внимания…
История с заправкой задержала нас почти на час. Выгрузка в запланированном месте проходила в молчании, сосредоточенно и деловито.
– Ну, старлей, пожелай нам ни пуха ни пера, и заранее посылаем тебя к черту!
– Ни пуха ни пера, и чтобы все было как надо. Ты, майор, извини за задержку…
– Оставь, сейчас уже неважно… А на добром слове спасибо! Будь здоров!
ГАЗ-66 немного постоял, урча мотором, затем плавно откатился назад и отправился в часть, где было тепло, ждала нормальная еда и мягкая постель. А что ожидало впереди маленькую группу из восьми человек?
Чем менее различимым становился силуэт машины, тем яснее ощущалась неизбежность опасного противостояния слабых людей и природной стихии, жестокий нрав которой не знает ни жалости, ни пощады.
Одетые в теплые куртки и унты, бойцы стояли молча, разглядывая ненадолго прояснившееся небо. Упрятанное в упаковку защитного цвета оборудование и боеприпасы лежали на снегу большой бесформенной кучей.
Я подошел ближе и просто, как на рядовых учениях, объявил:
– До наступления темноты нам предстоит пройти до границы около пятнадцати километров. Там заночуем… Сейчас перекур десять минут.
Солнце уже пошло к закату, когда прозвучала команда: «Строиться!»
Выстроившиеся в линию семь человек вполне сошли бы за спортсменов-лыжников, если бы не военное обмундирование и снаряжение.
– Лейтенант Конин!
– Я!
– Лейтенант Одегов!
– Я!
– Лейтенант Сагдеев!
– Я!
– Лейтенант Канищев!
– Я!
– Старший сержант Баталин!
– Я!
– Сержант Калужный!
– Я!
– Сержант Соскачев!
– Я!
– Это наш первый и последний привал на своей территории, завтра переходим границу дружественного Китая. – Я почему-то использовал некогда стандартную формулировку.
– До того дружественная граница, что переходить нужно втихаря. – Слова записного шутника Одегова вызвали дружный смех.
– Граница сама по себе, может, и ничего, да только вот пограничники с той стороны чужаков не любят. Прошу это не забывать.
Я молча смотрел на своих людей, после чего продолжил:
– Сегодня мы еще можем позволить себе шалаши. Завтра ни о чем подобном даже мечтать не придется.
– Ой, Конин, я хочу с тобой в шалаш, тепла набраться, чтоб на пару дней хватило. – краснощекий Сергей Одегов, как обычно, шутил.
– Ну уж нет, ты же храпишь, как медведь в берлоге! На кой ты мне сдался?
– Знаешь ты, как медведь храпит! Вот на берлогу напорешься, тогда посмотрим.
– Про китайского не знаю, я же про русского говорил.
– Сержанты, – я смотрел на команду, как на расшалившихся щенят, – вперед на заготовку веток! Лейтенантам попарно плести шалаши.
Ложе из тонких сосновых веток получилось действительно царским. Сильный мороз не позволял ощутить аромата хвои, но время от времени нас окутывало этим волшебным, почти забытым запахом, напоминающим о новогоднем празднике.
Нескончаемый вой ветра усиливал ощущение тревоги. Немного привыкнув к нему, я уловил некий внутренний ритм, управляющий столкновениями огромных воздушных масс. Этот ритм убаюкивал, и мой сосед по шалашу, заместитель командира отряда лейтенант Конин, уже поддался воздействию колыбельной ветра: его громкое сопение то затихало, то вступало в соревнование со звуками природы. Мне же не спалось…
Переход границы был запланирован на три часа: в это время пограничники спят, а если и бодрствуют, то их внимание сейчас минимально. К тому же буря до рассвета заметет все следы. Я посмотрел на циферблат командирских часов: десяти еще нет, времени вполне достаточно, чтобы выспаться.
Я снова вспомнил чувство сродни эйфории, охватившее меня при получении задании, сменившееся безнадежностью в последние дни подготовки. Я даже не пытался избавиться от него, хотя и знал, что мыслям всегда нужен положительный настрой. Отрицательные мысли парализуют волю, уменьшают физические возможности организма. Более того, оказалось, что люди, испытывающие такие разрушительные чувства, как ненависть и злоба, живут намного меньше, причем, как правило, страдают от массы болезней. На курсах Моссада нам все это объясняли, учили справляться с такими ненужными чувствами и мыслями. Но мне все равно не удавалось забыть о возможной неудаче. Что-то не то было заложено в саму ситуацию и очень мешало, но я не мог понять, что именно. Исподволь все равно чувствовал тревогу и опасался неудачи, а ведь в данном случае неудача означает смерть…
