Но с течением времени и население увеличилось, и структура правящей элиты приобрела более сложную форму. Король жаловал за службу земли герцогам и графам, те в свою очередь обзаводились вассалами из числа мелкого дворянства (рыцарей).
Рис. 3.2. Вассалитет как форма проявления лояльности
Ситуация «король – знать» была довольно сложной с точки зрения межличностных отношений.
Строптивая наследственная аристократия отказывалась признавать монарха своим господином и повелителем. Король для герцогов и графов был «первым среди равных» и не более того. Нередки были случаи, когда пэры были богаче короля, когда он оставался практически нищим (например английский король Иоанн Безземельный).
Но мы будем больше говорить о Франции. Мятежная знать делала все, чтобы обеспечить себя верными союзниками в борьбе друг с другом и монархом. Что ж поделать – феодальная раздробленность.
Дело в том, что французские короли на свою беду раздавали аристократам крови земельные наделы компактно. Все владения пэра были в одном месте и представляли собой довольно внушительный фонд. Так герцог получал всю провинцию сразу, что стимулировало сепаратизм провинции против королевской власти.
Как в песне популярного отечественного фильма: «Бургундия, Нормандия, Шампань или Прованс…»
В дальнейшем герцог, например Бургундский, мог делегировать за определенную, периодически взимаемую мзду и услуги земельный надел кому-либо из мелких дворян.
Надо сказать, обретение вассалом сеньора обставлялось весьма торжественно.
Новый вассал давал клятву лояльности, опустившись на колени перед сеньором, назывался его «человеком». В момент изъявления лояльности рыцарь клялся служить господину верой и правдой. В момент клятвы вассал клал правую руку на Евангелие.
После принесения клятвы вассал вступал во владение леном. Ритуально это оформлялось следующим образом: передавая перчатку, знамя, кольцо или песок, синьор одновременно налагал на своего человека следующие обязательства:
1) воевать за синьора;
2) отдать ключи от замка по первому требованию господина;
3) снабжать денежными средствами по мере необходимости;
4) выкупать синьора из плена.
Степень рыцарской лояльности была довольно высокой, пока в раздробленном феодальном государстве не начались процессы централизации. Вся система закреплялась жестким правилом: «Вассал моего вассала не мой вассал».
Это правило как бы оберегало права аристократов. Король бы вправе (хотя бы де-юре) считать своим вассалом того же герцога Бургундии, а герцог – Шарля де N. N., мелкопоместного дворянчика. И получалось, что в момент обычной феодальной смуты король не мог призвать к повиновению того же Шарля де N. N., поскольку он слушался мятежного герцога. Данное обстоятельство провоцировало междоусобицу.
Гораздо больше о лояльности протоперсонала в ее, пусть зачаточной, форме, можно сказать, наблюдая за развитием средневековых ремесленных мастерских – кожевников, бочаров и т. д.
Подобное производство весьма успешно функционировало в средневековых городах, куда бежали от жадных феодалов талантливые умельцы. Во времена междоусобных свар горожане поддерживали королевскую власть, предоставлявшую им некие экономические свободы.
Производство в городах было организовано по цеховому принципу. В мастерской (к примеру чеканки по золоту) трудились мастер (признанный авторитет) и несколько учеников-подмастерьев. Мастера, с одной стороны, радовались особо способным ученикам, с другой – их боялись. Почему? Талантливый ученик мог найти что-то новое и предложить нечто свое. А подобный факт наносил непоправимый ущерб авторитету мастера и учителя.
Как видите, основным критерием отбора учеников в число подмастерьев была все та же лояльность. Итак, мастер – руководитель, а подмастерья – персонал. Видите, как стара проблема лояльности персонала.
Подмастерье был обязан копировать технологию своего учителя, даже если мог предложить в сто раз лучше. Более того, новые и удачные опыты ученика признанного мэтра, превосходящие его собственные творения, объявлялись плодом сговора с нечистью. За подобное общение в средние века могли отправить на костер или утопить в реке с недоброй славой, в Древнем Риме, к примеру, преступников бросали в Тибр.