Йоу, девчонка, тряхни щеночками,
Тряхни! Дай посмотреть на них.
Тряхни щеночками.
Тряхни! Ты для меня круче других.
Йоу, у меня есть кость — можешь покусать,
Тряхни щеночками,
Давай, защитники животных не будут возражать…
Уэнди протерла глаза и снова уставилась на сцену. «Отцы» вскочили с мест и хором подпевали:
— Тряхни щеночками!
Тенефлай:
— Не вопи, не кричи, и будет на шее…
«Отцы»:
— Тряхни щеночками!
Тенефлай:
— Как ошейник, жемчужное украшение.
Уэнди поморщилась и стала разглядывать «отцов». Тот, что в прошлый раз носил белый теннисный костюм, теперь был в актуальном зеленом поло. Фил — в хаки и голубой рубашке с пуговицами на воротнике — хлопал в ладоши, явно забыв текст.
Шерри отвела глаза.
— Все в порядке? — спросила ее Уэнди.
— Хорошо видеть Фила веселым.
Песня продолжалась. Попс беседовал в углу с двумя дамами. В предместьях редко встретишь байкера, а кое-кто из модных тусовщиц всегда не прочь подцепить плохого парня.
— Видите женщину за столиком в первом ряду? — спросила Шерри.
— Ту, которая бросила трусики?
— Да. Это жена Норма, то есть Тенефлая. Скоро им придется продать дом и вместе с тремя детьми переехать к ее родителям. Но она во всем поддерживает мужа.
— Молодец, — сказала Уэнди, однако, присмотревшись, разглядела в немного натужной улыбке скорее попытку убедить себя в радости, чем саму радость.
— Зачем вы здесь? — спросила Шерри Тернбол.
— Хочу узнать правду о Дэне Мерсере.
— Не поздновато?
— Может, и поздновато. Фил сказал мне сегодня одну странную вещь: он понимает, каково это — быть несправедливо обвиненным.
Миссис Тернбол молча поигрывала бокалом.
— Шерри?
Та подняла глаза.
— Не хочу, чтобы ему снова делали больно.
— Я пришла совсем не за этим.
— Каждое утро Фил встает в шесть, надевает костюм, галстук, будто собрался на работу, покупает местные газеты, едет в «Пригородное кафе» на семнадцатом шоссе, сидит, ни с кем не разговаривает, пьет кофе и просматривает объявления. Совсем один, в костюме и галстуке. И так каждое утро.
Уэнди снова вспомнился отец, кухонный стол, резюме и конверты.
— Я пытаюсь убедить его: мол, все нормально, — но когда предлагаю переехать в дом поменьше, он воспринимает идею как личный крах. Вот ведь мужчины, да?
— Что с ним произошло?
— Фил любил свою работу. Финансовый советник, инвестиционный менеджер!.. Часто говорил: «Люди доверяют мне сбережения всей своей жизни». Вдумайтесь: заботился о чужих деньгах. Ему отдавали годы трудов, образование детей, будущие пенсии. А еще говорил: «Представь, какая это ответственность и какая честь». Вот в чем суть: в доверии к нему, в честности и чести.
Шерри замолчала. Продолжения не последовало, и Уэнди сказала:
— Я кое-что выяснила.
— Снова пойду работать. Фил против, но я пойду.
— Шерри, послушайте. Я знаю об обвинениях в растрате.
Миссис Тернбол вздрогнула будто от пощечины.
— Откуда?
— Не важно. Фил имел в виду именно это?
— Его оговорили, сфабриковали полную чушь, нашли повод уволить одного из самых высокооплачиваемых сотрудников. А если правда, где тогда официальные обвинения?
— Я хотела бы сама все с ним обсудить.
— Зачем?
Уэнди открыла рот, но так ничего и не сказала.
— В любом случае к Дэну это не имеет отношения, — продолжила Шерри.
— Может, и имеет.
— Каким образом?
Хороший вопрос.
— Могу я попросить вас поговорить с мужем?
— О чем?
— О том, что хочу ему помочь. — Тут Уэнди внезапно вспомнила сказанное и Дженной, и Филом, и самой Шерри — нечто о прошлом, о Принстоне, о Фарли. Теперь следовало бы поехать домой, сесть за компьютер и выяснить некоторые детали. — Просто поговорите с ним. Хорошо?
Тенефлай завел новую песню — поэму некой пуме по имени Харизма, передирая собственный каламбур о том, что в нем нет харизмы, но сам в Харизме побывал бы.
Уэнди поспешила к Попсу:
— Ну все, пойдем.
Он махнул рукой пьяненькой даме с манящей улыбкой и глубоким вырезом и пояснил:
— Работает тут.
— Дай ей свой номер и пусть тряхнет тебе щеночками в другой раз. Пора уходить.
