И вдруг он узнает, что новый владелец приезжает в Киншасу. И намеревается любыми путями попасть к нему, дабы решить проблему цивилизованно.
Вожделенный визит состоялся. Меня отец взял в качестве переводчицы — высокий гость изъяснялся только на английском, а французского не знал.
Шейх принял нас весьма радушно. Пообещал уже на следующий день разобраться в ситуации и, если отец окажется прав, обещал приструнить своих чересчур ретивых служащих. И все ел глазами меня. Не скажу, что сей факт сильно расстроил. Какой женщине не приятно мужское внимание? Напоследок шейх заявил, что переводчица у отца — просто блестящая. Ясно, что комплимент адресовался персонально мне.
Назавтра в квартире родителей раздался звонок из гостиничного номера араба. Секретарь пригласил отца на новую встречу со своим повелителем. Естественно, отправились туда опять вдвоем. Шейх заявил, что долг можно будет выплатить частями.
— Будем считать, что финансовая сторона вопроса закрыта, — подытожил он.
— А какая — открыта? — удивился отец.
— Вашей дочери, — ответил хозяин шикарного номера.
— В каком смысле? — растерялся вконец сбитый с толку папа, хотя я прекрасно поняла, о чем речь.
— В том, что я влюбился в нее если не с первого, то со второго взгляда, — не стал ходит вокруг да около шейх. — Что вы на это скажете?
— А что я могу сказать? — беспомощно развел руками слабохарактерный от рождения папаша.
Тут же последовало… предложение руки и сердца. Отец растерялся окончательно. Что касается меня, то «Любовь в темпе престо»* просто шокировала. Извинившись, под благовидным предлогом я апартаменты покинула.
Нет, гостиничного постояльца на место не поставила. Ибо отчетливо осознавала, насколько крепко тот держит на крючке нашу семью. Внизу, в баре, просидела около часа. Наконец, появился буквально взмыленный отец. Рубашка была мокрой от пота не только под мышками, но и на спине. Руки его дрожали.
— Что случилось? — спросила я, хотя примерный ответ уже представляла.
— Он настаивает на своем предложении. В противном случае… — отец замялся, униженно-умоляюще взглянув на меня, — грозится не только пустить по миру, но и отдать на растерзание своим холуям.
— И что ты ответил?
— Об-бещал подумать.
— Как?! Ты считаешь подобный вариант приемлемым?
— Я — нет.
— Почему, в таком случае, сразу не отверг предложение?
— Вспомнил о твоей матери, своей жене…
Милый Клод, понимаю, это похоже на плохой индийский фильм. Однако все происходило именно так. Что оставалось делать после того, как родной отец применил столь недозволенный прием? Ты знаешь, насколько больной была моя мать. Вне всякого сомнения, известие о банкротстве моментально свело бы ее в могилу. И лишь от меня зависело, останется ли она жить. Последнему подонку не пожелаешь такого выбора. Не знаю, осуждаешь ты меня или нет, но я не смогла собственноручно укоротить век человеку, произведшему меня на свет. Иными словами, согласилась выйти замуж за шейха.
Лучше бы я этого не делала! Уже не возмущаюсь даже тем, что в итоге оказалась пятой (всего нас насчитывалось двенадцать!) женой в гареме. Так и в этой незавидной роли муж терпел меня совсем недолго — ровно три месяца. А потом, извини, но буду говорить правду, отправил… в гарем для гостей. Существуют и такие. Ты не заблуждаешься, это, действительно, восточная разновидность общеизвестного борделя. С той лишь разницей, что ни за какие деньги нанять проститу… точнее, экс-жену, нельзя. Ею вправе распоряжаться только благоверный, даруя подневольные прелести любому, кого посчитает достойным подобной чести.
Не знаю, сколько бы я выдержала пятой женой. Однако быть подстилкой, пусть и во имя умирающей матери, не могла. Поэтому приняла решение бежать.
К несчастью, остров, где расположена резиденция шейха, очень хорошо охраняется. На мое счастье, обслуга у шейхов — уже не та, что раньше. Большие деньги развратили всех. Короче, я вычислила визиря, согласившегося помочь. Естественно, не за так. За энную сумму наличных и, не стану скрывать, за то, что с ним пересплю (бедняга отчего-то не вошел в список тех, кого шейх одаривал благосклонностью жен в отставке). Честно говоря, я очутилась в таком положении, что ради свободы согласна была отдаться, извини, даже орангутангу. К тому же, как ни цинично это звучит, разве не целомудреннее переспать с одним, чем всю жизнь ублажать многих?
