Ни на третий, ни на четвертый день отряд так и не смог выйти из деревни каре. Снег то шел, то переставал, тяжелые пепельно-серые тучи по-прежнему низко висели над самой землей.
Под защитой обнаженного меча Лу Чэнькан проводил с женщиной ночь за ночью. Лежа с ней, он внимательно вслушивался в тишину, но ни малейшего шороха не долетало до его слуха. Всякий, кто зашел бы в комнату и увидел, чем они тут занимаются, был бы зарублен на месте — будь он хоть солдат, хоть командир.
Днем, сидя в одиночестве у огня, Лу Чэнькан время от времени обнюхивал свои руки: он опасался, что запах женщины, этот отвратительный трупный смрад, проникнет и в его тело. Но с наступлением ночи он никак не мог удержаться от того, чтобы под защитой меча не обнять эту разящую мертвечиной дикарку.
На пятую ночь женщина впервые заговорила:
— А зачем ты меч в изголовье ставишь? — спросила она.
— Чтобы зарубить каждого, кто увидит, как мы тут с тобой лежим, — ответил Лу.
— А зачем это? — снова удивилась она, и на этот раз Лу Чэнькан не нашелся с ответом.
— Не думала, что так ответишь. Хотя ясно: позор тебе, что со мной спознался. Но и мне ведь позор! Ведь для наших спознаться с чужими — это верная смерть. Так что мне от своего позора тоже мечом защищаться придется. Войдет сюда кто — мне прежде тебя надо за меч хвататься…
Она, как обычно, бросила на Лу Чэнькана ледяной, полный ненависти взгляд, но сейчас он впервые ощутил к этой дурно пахнущей женщине нечто вроде привязанности… «Вот такую бы — да в жены!» — вдруг подумал Лу Чэнькан, который так и не обзавелся семьей.
На шестой день бесконечный снег, наконец, прекратился. Можно было давать отряду команду выступать, но Лу Чэнькан отложил выход еще на сутки. Ночью, обнимая женщину, он понял, что ему будет трудно с ней расстаться…
— Нынче вечером все у нас закончиться должно, — проговорила женщина после того, как отдалась ему. — Завтра уходи из деревни. — Голос ее звучал совершенно спокойно.
— Можешь не говорить, я и так уйду, — сказал Лу Чэнькан. — Отряд-то только из-за снега здесь и остановился. А снег уже перестал.
— Так, значит, вы только из-за снега здесь и стоите? — проговорила она. — Ох, если б хватило духу, никогда тебя не отпустила бы… Но не могу я этого сделать, не могу! — и женщина вдруг в голос разрыдалась.
Шло время, а женщина все плакала. «Что это с ней?» — подумал Лу Чэнькан… Наконец, когда высохли последние слезы, женщина заговорила:
— Я почему тебя не держу? Да потому что не переживу, если ты зверем станешь! В племени нашем исстари говорят: с чужаком семь ночей провести — в зверя оборотишься. А у нас нынче ночь шестая. Еще на день здесь останешься — и ты, и я навсегда зверями станем!
Слова женщины ошеломили Лу Чэнькана. И не то его потрясло, что они превратятся в зверей. Из слов женщины Лу Чэнькан вдруг понял, что она его любит.
В эту ночь она вела себя с ним совсем не так, как прежде — нежно и ласково…
— В зверей превратимся, говоришь? — спросил он ее. — А в каких хоть зверей?
— Мы? Мы, скорее всего, — в волков. Да, похоже на то. Смотри, как к бою готовимся: все клинками себя защищаем. Ведь войдет кто — и ты и я сразу на него набросимся, да? Вот и волки точно так делают, я слышала. Говорят, если кто увидит, как волк с волчицей милуются, так они на него кидаются и гонят без роздыху, кто бы он ни был, а как настигнут — разрывают насмерть. Так разве можем мы в кого иного оборотиться? Нет, в волков, только в волков! Сердца-то у нас уже волчьи!
В ту ночь женщина затемно вернулась в свой подпол, наказав Лу Чэнькану назавтра не заговаривать с ней и уходить из дома молча, не проронив ни слова.
Лу Чэнькан согласился. Он тоже решил, что так будет лучше всего.
На следующее утро отряд все-таки вышел из бедной грязной деревушки племени каре, в которой простоял шесть дней.
Было тихо — ни снега, ни ветра. Лу Чэнькан двигался верхом во главе отряда. Скоро шедшие вместе конные и пешие воины оказались одни среди бескрайней степи, покрытой снежным настом, твердым и блестящим, словно белая эмаль.
Отойдя на двадцать с лишним ли от деревушки племени каре, отряд внезапно остановился. В заснеженной степи творилось что-то странное. Далеко справа по ходу колонны снег громадным столбом взмывал в небо, а потом оттуда, с невообразимой высоты, лавиной обрушивался вниз, засыпая солдат. Лошади взвивались на дыбы, ржали и рвались прочь.