«Пути Господни неисповедимы... Но такое!.. А ведь вот и в глаза не могу ему смотреть. О Господи! Помилуй!» — монах крестится растерянно, а мальчик смотрит, смотрит...
«Чего он смотрит? Ах да!.. Ждет, что скажу. А что тут скажешь? О Господи, Господи! Однако, надо... Главное, чтоб лишнего не подумал, нос не задрал... и чтоб не обидеть...»
Монах кладет свою тяжелую лапу мальчику на плечо:
— Что ж, князь мой многомудрый, хорошее дело ты затеял! И много преуспел, молодец! Только чтобы с одного языка на другой переводить, их оба одинаково хорошо знать надобно, а на это много труда положить приходится. Хочешь ли такого — помогу тебе.
— Хочу, конечно! Я тебе только о том и толкую, а ты все: некогда, да — погоди!
— Куда ж так торопишься?
— Сам говорил. А теперь и я вижу. В книгах этих объясняется, как воевать надо. Я воевать научиться хочу! Людей русских защищать, как ты собирался.
— Ух ты! Запомнил, значит, наш разговор! Добрые мысли. И благородные зело. Тогда приступим не мешкая!
Monsieur l'Abbe, француз убогой,
Чтоб не измучилось дитя,
Учил его всему шутя,
Не докучал моралью строгой...
А.С. Пушкин
Алешка сильно заревновал к монаху. И не только за то, что Митя стал проводить с ним большую часть времени, а и за то, что тот и в охотничьих делах сразу дал княжичу такой совет, который сильно и сразу потеснил в сторону все Алешкины знания и секреты.
Увидев, как они шастают «на тот бок», монах посоветовал княжичу обуться. В лапти.
Митя сначала заупрямился: что я, неженка?
— Да не неженка. Кто сомневается. А вот смотреть все время под ноги приходится небось. Чтоб на что не напороться. Ведь так?
— Так...
— Ну а вокруг-то тогда в таком разе когда смотреть? Дичь выслеживать, дорогу запоминать. А? Заблудишься ведь в момент!
«Это мы уже изведали!» — Митя понял и обулся. И зашагал «на тот бок» уже не след в след за Алешкой, а рядом, оглядываясь и все примечая, мучая приятеля расспросами: куда да зачем, а почему не туда и прочее.
Алешка злился, с презрением глядел на Митины лапти, но вскоре сдался, обулся сам. В лаптях было проще, удобнее, безопаснее, а главное — тише.
Митя быстро освоился в Алешкиных владениях и, кажется, быстро к походам их охладел. Правда, с появлением монаха времени свободного у княжича поубавилось, вернее — вовсе не осталось: то грамота, то из лука стрельба, то верховая езда, то на мечах драка до изнеможения. Юного князя муштровали покруче, чем взрослого, а он терпел, и в глазах его затаилась какая-то заветная дума, сильно, наверное, ему помогавшая.
Алешка уж и приглашать его «на тот бок» перестал, и тут...
Алешка шагал к «гнутому» озеру, самому глубокому из всех, чтобы проверить брошенную там позавчера «морду», и вдруг не увидел и не услышал, а охотничьим своим нюхом уловил, что впереди кто-то есть. Очень не любил Алешка чужих в своих владениях. Он насторожился, пошел крадучись, высматривая из-за веток дорогу, быстро перескакивая от куста к кусту. И наконец увидел идущего впереди человека. Человек этот был еще человечек, мальчик, хотя двигался ходко и бесшумно. Алешка узнал княжича.
«Почему один?»
Всех «чужаков», забредавших сюда, Алешка всегда отслеживал до конца, даже ждал, когда они через реку переправятся. Сейчас княжич был чужак, пришелец, к тому же не случайный, и Алешка пошел за ним, отложив свои деда.
Княжич, однако, шел тоже к «гнутому» озеру, Алешка знал — это было его любимое место.
«Значит, уже считает, что сам с усам? Щенок! — жестокая обида корежит Алешку, — ну ладно! Спроси теперь меня что-нибудь, попроси... Дружба врозь!»
Митя тем временем, выйдя на берег и с открытого места оглядев озеро, спустился в чашу, к воде. Следить за ним стало трудно — берег открыт, а под откосом непроницаемая для глаз чаща, но Алешка был уже опытным следопытом. Он тоже оглядел озеро и увидел справа четырех уток, кормившихся почта посередине между берегами, где из воды торчал островок тресты, густо облепленным ряской.
«За утками, что ль? — Алешка посмотрел вниз и по шевелению веток понял, что княжич пошел именно в ту сторону. — Да и лук у него... Похоже». Алешка отскочил от склона, быстро перебежал туда, где по его расчетам должен был остановиться княжич, выбрался к берегу, присел за кустом, затаился. Рассчитал он точно, утки крутились прямо напротив, до них было сажен двадцать. Ждать почти не пришлось. Зыкнула тетива, прошелестела стрела, утки, кинулись врассыпную и взлетели, но одна уронила голову в воду и осталась на месте.
