Почём сегодня московское сало?
Квадратный метр дороже,
чем «Чёрный квадрат»...
А Таганка летит в небе коровой Шагала.
Красное молоко. Лиловый закат.
Нас закатывали в банки, как огурцы.
Солили слезами, как ноту «соль».
Скрипачи на крыше – таганского фронта бойцы,
Играют музыку, как главную роль.
Небо ночное – лоскутное одеяло.
Под ним любовь наша спит, дрожа.
Таганка – это имя коровы Шагала.
Надо уберечь её от ножа.
– Таганка была театром Любимова. Когда Мастер уходит, его театр начинают трепать ветра перемен. Так было со всеми прославленными авторскими театрами – с БДТ, Вахтанговским, Маяковкой, Сатирой. Таганке, увы, пришлось труднее, чем многим иным труппам…
– Ну Высоцкий же не просто так пел на юбилеях театра про пахана и тюрьму, где у всех клички… Шутки шутками… А когда я в театр пришёл, меня чуть Иван Бортник в поезде не убил… Это потом мы с этим великим актёром стали друзьями близкими… А поначалу дикая ревность была… Я ж в любимчиках ходил. А кому это понравится? Но сегодня Таганка – словно ревнивая женщина без мужчины. Кому-то выгодно держать её мёртвой собакой на поводке памяти. Чтобы, не дай бог, какая-нибудь новая, с цепи слетевшая стая голодных поэтов не разорвала вдрызг пергамент «героического прошлого». Удерживают керосинку под тёплой легендой. Удобно. Выгодно. Не надо создавать прорыв, тратить нервы, портить кровь. Есть и другие, которым она до лампы, – просто местечко хорошее, рыночное. Ещё есть сумасшедшие кликуши… Разговор о ней – он длинный, сложный, как и о гениальном Юрии Любимове. Понимаете, это только те, кто «без году неделя с ним знался» и с Таганкой попутно, могут делать резкие выводы, дурацкие посты писать в сетях, по радио говорить цитатами, умничать, разглагольствовать… Какие-то случайные напыщенные люди высказываются наотмашь, пиаря себя… А кто день и ночь работал, жил ею на протяжении двадцати-тридцати-сорока лет, те помалкивают. Потому что много знают такого, чего нельзя выносить из родной избы!
Если вы хотите, к примеру, знать, что Юрий Петрович о вашем покорном слуге писал, то возьмите его единственную книжку – белую, огромную – и прочтите в ней крайние строчки. Мне этого довольно. Повторять нескромно. А что касается Таганки сегодня, то на неё ПРАВО надо иметь. Право на любовь к ней, на творчество с ней. В доме один хозяин быть должен. Помню, как ЮП говорил: «Я за демократию… но не в своём театре!» Таганка… там внутренняя планка высокая. Там косяки в крови. Но всё равно туда бесконечно лезут, лезут… Чтобы было «я и Высоцкий, я и Таганка… » Да успокойтесь уже, ребята! И хватит ныть, хватит на старых спектаклях кататься в рай… Театр – это не прошлое. Это не пол и потолок. Не музей Бахрушина. Театр – это нынешний спектакль, нынешняя репетиция, сегодняшние молодые людские звери на подмостках. Только звери должны рай помнить. А не ад, как те, кого воспитывают некоторые наши деятели…
– Что же нужно, чтобы всё это появилось – репетиции, спектакли, актёры?
– Таганке требуется культурная революция. Она и случится в семнадцатом году на столетие Юрия Петровича. Вот увидите! Но она должна произойти без социальных скандалов. Без нытья растренированных. На поле театрального творчества, а не в зале судебных заседаний. Это место важно наполнить новым смыслом. Для этого от нового худрука потребуются сила, талант, ответственность и знание контекста. Туда нужно привести живых новых актёров, собрать поэтов, художников под руководством одного человека. Из тех, кто сейчас там, можно оставить чуть меньше половины. Важней всего понять такую вещь: эксперимент Таганки может и обязан продолжиться в том случае, если этим займётся человек, который и традиции знает и уважает, и время слышит. Она должна работать на созидание. Я уверен, такой человек есть. Только, умоляю, без домыслов! Я сейчас категорически не про себя. Мне хватает дел. Да и свой угол нужен, без тонны соли на крыше… Что касается нынешнего директора Ирины Апексимовой – это человек моего поколения, воспитанная сильными мастерами, у нас схожие коды. Ирина настроена на созидание.
