Ещё не всех стравил, гражданских войн сторонник?
А хочешь всех стравить?
Закройте лавочку, законник-беззаконник!
Ещё не всё пропало, может быть.
ЗЛОПАМЯТНОСТЬ КОРИННЫ
Дразнили меня, – что в стихах моих –
«тучки, листочки,
Цветочки»… Смеялись в лицо, доводили до точки.
А нынче – лишь только рискнула
за бедных вступиться, –
«– Тупица! – рычат. – Где же тучки твои?
Где – цветочки?!»
РАПСОДИЯ
Вызрела молча
Ягода волчья.
Содрейский лес.
Ягоду волчью
Питает желчью
Дождь
Осенних небес.
Мелким листом или каплей крупной
Вихрь посыпался ледяной?
Тихо шагают;
Девочка с куклой
И Жан Вальжан –
По тропе лесной.
Но ни луарцам и ни волжанам
Не было видно из дальней дали;
То не Козетта с Жаном Вальжаном,
А это я и отец мой – шли.
Отец мой сед и похож на старца,
Сошедшего с заоблачных гор…
Это за нами полжизни крался
Зарослями – Тенардье-мародёр!
А сбоку припёку – другая клоака,
Другой Париж и Второй Жавер;
(Свиреп. Но не был он честен, однако
Жаверу Первому не в пример).
Как неожиданно в этом пути
Сделалось тихо и сухо почти!
Вымерзла молча
Ягода волчья.
Лист облетевший, дитя, собирай!
А за лесным перелазом
Всё ещё
Солнца закатного блещет край…
ГЛОБУС
Уравновешенный, как голос
Без понижений-повышений,
Тоску с души снимает глобус
Разумностью своих решений.
На нём, – божественном, как логос! –
Ни бурь не видно, ни крушений,
Ни стран-стрелков, ни стран-мишеней,
Ни стран, – где злых лишений многость.
Не видно лавок с подлым зельем.
Вал моря сгладил память прытей.
Зато встречает нас весельем
Большая Синь морских открытий!
Земля сложна; ни ров, ни пажить…
Жаль, что на глобусе нельзя жить!
НОЯБРЬСКОЕ
Отсырел осенний мой этюдник.
Там и сям – зима встаёт из хмари,
Мощная – как сам боксёр Тютюнник!
Хрупкая, – как Девочка-на-шаре.
И уже – в нахохленном подлеске –
(Кто по-стариковски, кто – по-детски)
Прячутся при виде льдистой хмари
Существа, создания и твари…
Ни синиц (а вдруг и осчастливят?),
Ни ежей – в их тапочках домашних…
Над бурьяном виден первый вылет
Хлопьев – (так обманчиво «нестрашных»!)
Пажити оспаривая чёрность,
Дальний свет сквозь тучи раздаётся,
Но вот-вот – на блеска непокорность
Тушечница сумерек прольётся…
Хоть бы лёг на кровли снег плоёный!
(Но и снег – подите, урезоньте!)
Яркоцветный,
Солнцем напоённый
Летний мир уснул на горизонте.
Ранней тьмой чернилит вихрь суровый
Все углы, что солнце поглощали,
И, срывая с зарослей покровы,
Бьёт кусты, – за то, что обнищали.
Вихрь несётся – серебристо-тёмный,
С жёлтым смешиваясь листопадом…
Но и эти краски
До весны запомнит
Человек, идущий с вихрем рядом.
ЦЕППЕЛИН
В иллюзионе моих сновидений,
В моём Кокстауне*
Прошлого мне серебристые тени
Были представлены.
Там дирижабли на сферах лежали
И видел их каждый будочник…
Чудилось нам, что они приближали
Светлую будущность.
Но, измеряя небесный полог
В портняжном «локте»,
Кто-то с высот, – как посуду с полок,
Убрал их вовсе…
А что-то в них было от сути мира,
От тайны Завтра!
И как вещественности мерило,
И как метафора.
Кто их подверг мировому сглазу?
Какие заморозки их сразу
Оцепенели?
И никуда-то мы не уплыли
На цеппелине…
И только взгляд наш пытливый, снизу,
Те дирижабли
Кабы сумел – привязал к карнизу,
Но удержал бы!
Немного жутко на них глядети,
Когда вы – дети…
Но без жемчужин их воспарений,
Без их бессмертных неустарений –
Скучно на свете.
___________
* Кокстаун – город угольщиков в романе Ч. Диккенса
«Тяжёлые времена». Здесь имеется в виду фабрика,
где героиня жила в детстве.
***
Дайте мне три мандарина!
Я угощу на пруду
Лебедя Лоэнгрина
И – на ветвях – какаду.
Совесть нельзя успокоить,
Но посвежеет в душе;
Два мандарина пристроить –
Всё-таки дело уже!
Третий же, самый прекрасный,
Я никому не отдам;
Пусть, – золотистый и красный –
Сам поплывёт по волнам;
Пусть его выловит кто-то;
Пусть это будет – солдат;
Вряд ли солдаты в казарме
Всласть мандарины едят…
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
