Литература с Дмитрием Быковым - страница 9
Помните страшный куст ангостуры? Ангостуру мы впервые увидели на рисунке Янссон, где куст с желто-зелеными глазами хватает маленькую фрекен Снорк. Снорк успевает предупредить: «Имей в виду, он страшно обидчив, этот куст», и Снусмумрик кричит: «Ругай, ругай его!» И Муми-тролль начинает ругать куст, обзывать щеткой для чистки ночных горшков. Это самое страшное оскорбление, которое знает Муми-тролль. После этого куст отпускает фрекен Снорк, и лапа его обвивается вокруг носа Муми-тролля. Но Муми-тролль, естественно, отчекрыживает ножом эту лапу. Он оставляет ангостуре две крошечные веточки, чтобы куст не был уж совсем беспомощным, потому что Муми-тролль очень добр. Но сама по себе эта история, конечно, еще добавляет готического ужаса.
А вспомните, как страшна красная выжженная земля, ждущая кометы! Комета занимает уже полнеба, и высохли все реки и моря, и фрекен Снорк концом своей ходули сбрасывает рыб в еще невысохшие лужицы, чтобы они хоть как-то пережили эту чудовищную засуху. Пожалуй, невозможно себе представить ничего более жуткого, чем этих крошечных существ на ходулях, которые бредут среди красного, абсолютно марсианского пейзажа по высохшему морю, бредут домой. И они не могут даже спеть под музыку, потому что горячим ветром кометы выдуло все ноты из губной гармошки Снусмумрика. Они только слышат вылетающие три слога из знаменитой песни «Эй, зверятки, завяжите бантиком хвосты». И поют: «Мы бредем, устали ножки, дом искать». А фрекен Снорк всхлипывает и говорит: «Ведь это у нас такие маленькие усталые ножки». Ну кто здесь не заплачет!
Там еще есть замечательная фраза: «Муми-мама выглянула в окно и увидела, что Муми-папа и Муми-сын сидят внизу, как две груши». Они действительно похожи на груши, это очень точно. Эти толстые пузатые носатые существа с коротенькими ножками – такой замечательный символ беспомощности, неуклюжести и при этом абсолютного бессмертия. Ведь Муми-мама – страшно ловкое существо. Что Муми-мама умеет делать лучше всего? Она прекрасно пилит. И когда они оказались на страшном острове, в «Папе и море», она целую норку напилила: из этих вот бревнышек, аккуратно ею напиленных, выстроила себе дом. Такая метафора дома, построенного собственным трудом. Беспомощное существо, которое тем не менее успешно противостоит страшному миру – разве это не лучшая метафора нашей жизни?
Конечно, проза Туве Янссон очень отчетливо делится на три периода. Первый – это период ошеломляющих ранних успехов. Сама по себе повесть «Маленький тролль и большое наводнение» не представляет собой ничего особенного. Там еще слишком много алогичных чудес, чудес, которые еще не вошли в норму.
Виктор Шкловский говорил, что, если курица превращается в чернильницу – это нельзя, вот если ведро в чернильницу – это можно. Так и здесь, слишком много чудес – строгий господин, его фруктовое или шоколадное дерево, – некоторый избыток ощущается. Но основы муми-тролльской космогонии уже там заложены.
Почему муми-тролли вообще пустились в плавание, странствие и почему они пошли искать себе Муми-долину? Дело в том, что они всегда жили за печкой. Как замечательно говорит Муми-мама, «с паровым отоплением мы, к сожалению, не ладим». Они вышли из-за печки, когда люди стали строить себе паровое отопление, и они были вынуждены искать себе новый дом. Они – тролли, домовые, такие добрые тролли, охраняющие дом. Потом, конечно, они стали пушистыми, звероподобными и гораздо больше, потому что вначале Муми-тролль был вообще с ладонь величиной. Муми-тролль в «Шляпе волшебника» уже примерно со стул. Собственно говоря, из этого расчета и выстроен Муми-музей. Вообще, муми-тролль перестал быть духом, троллем, стал полновесным животным мыслящим и, может быть, даже немножко человечком. Он стал живым существом, но изначально муми-тролль – это домовой, живущий за печкой.
Две лучшие ранние вещи – это, конечно, «Муми-тролль и комета», гениальная страшная сказка о мировой войне, и «Шляпа волшебника», замечательная вещь о природе творчества. Кстати говоря, именно в «Шляпе волшебника» начинаются игры Туве Янссон с читателем, ее
