Потом речь зашла о Советском Союзе и, в частности, о запуске искусственных спутников Земли и космических станций. И тут Ляхбаби, имевший достаточно полное представление о наших достижениях, задал на первый взгляд странный вопрос. Тщательно подбирая слова, чтобы не обидеть нас, гостей его страны, он спросил, не кажется ли нам, что в Советском Союзе всему, что связано с техникой, — и примером тому может служить проникновение в космическое пространство, — отдается излишнее предпочтение перед гуманистическим направлением мысли?
Вопрос Ляхбаби, из которого следовало, что философ в той или иной степени противопоставляет изучение космоса, развитие техники — гуманизму, так сказать, в чистом виде, преимущественному вниманию к человеку, — напомнил мне ту единственную картину Аль Идриси, которую нам удалось хорошо рассмотреть.
Она была выполнена нарочито небрежно: по-детски нарисованный самолет в бледно-синем небе, тени согбенных людей, как бы загнанных под землю, а между землей и небом — женщина провожает взлетающий в занятое самолетом небо дух мужчины…
Смысл картины перекликался с вопросом, вежливо заданным Ляхбаби: людям тяжко на земле, небо, к которому они раньше обращали молитвы, заполонила техника, и все-таки — вопреки этой технике — небо по-прежнему существует для духа, для идеальных человеческих устремлений… Так, во всяком случае, я понял картину, и помог мне в этом Ляхбаби. Оба они, художник и писатель, усматривали в технике нечто враждебное себе, чуждое гуманизму в их понимании, и не улавливали большого человеческого смысла в штурме небес.
Их нетрудно понять — этих двух безусловно прогрессивно настроенных людей, Аль Идриси и Ляхбаби. Они выросли в экономически отсталой стране, и техника для них — это американские, французские, бельгийские самолеты в африканском небе, это чужие корабли, заходящие в марокканские порты, чужие машины, разъезжающие по исхоженной верблюдами земле… Техника несла с собой неравенство, закабаление — и политическое, и экономическое, и духовное. Вот откуда уход в гуманизм добрых намерений и добрых слов! Я не знаю, верит ли Ляхбаби, что его голос будет услышан, понят и люди начнут жить по-новому, разумно… Но я отлично представляю себе горькую судьбу многих мыслителей прошлого, обращавшихся к людям с призывом жить по-добрососедски, придерживаться принципов высокой морали. Они, эти мыслители, еще не знали законов общественного развития, и глухота людей к их призывам должна была казаться им трагическим недоразумением.
А Ляхбаби — умного человека с застенчивыми грустными глазами, — неужели французские застенки не убедили его в том, что человечество слышало за свою историю слишком много благостных проповедей и видело слишком много плохих дел, чтобы впредь судить об истинности гуманизма по словам?.. По-моему, Ляхбаби это великолепно понимает. Быть может, именно поэтому он так пристально, и не без тревоги, следит за развитием ракетной техники. Да и только ли он?
Нам подают крепкий кофе в маленьких чашечках, и начинается общий оживленный разговор о литературе, о назначении искусства, о его роли в современную эпоху, о положении писателей в Марокко и Советском Союзе, но я почти не принимаю участия в разговоре.
Мне мало понять Ляхбаби и Аль Идриси. Их сомнения, их противопоставление земли и неба затрагивают нечто сокровенно дорогое для меня и говорят о неизмеримо большем — о влиянии науки на мышление людей, на их психологию, о новых горизонтах, о старых — «нан плюс ультра!» — преградах. Для меня, да и для очень многих моих соотечественников, Земля и космос давно едины. Я занимаюсь астрогеографией, распространяя земную науку на другие небесные тела, а профессор Владыкин, мой сосед по номеру в гостинице, стремится даже внедрить астроботанические идеи в практику сельского хозяйства: взяв за основу одно из важнейших положений астроботаники, по которому оптические свойства растений могут сильно изменяться в зависимости от природных условий, Владыкин пытается вывести сельскохозяйственные культуры с повышенной способностью поглощать солнечный луч, что должно повысить калорийность продуктов… Попробуйте-ка тут отделить небо от земли!
