Лирика, голос - страница 3

Шрифт

Интервал

Над метро

Есть еще метрей —

Много выше и устроено значительно хитрей —

С поездами многоконными, со стеклянными вагонами.

Там душа играет лещиком

И до раннего утра

По составам крутят Лещенко,

Льва меняя на Петра.

Ветры тихие

Липнут к кофточкам,

Но туда не всех пускают, а по карточкам.

Над Москвой,

По-над крышечкой,

Ездит всадник золотой с медной шишечкой,

Тычет копием вслед холопиям,

Конь пугается, фырчит, отодвигается.

Выше плечика,

Дальше плащика —

Небо русское:

Многим узкое.

«Хру-сталь. Стек-ло. Фар-фор. Фа-янс…»

Хру-сталь. Стек-ло. Фар-фор. Фа-янс.

Не задевать. Не кантовать.

Семейное имение пошло в последний пляс:

Трельяж. Диван. Кровать.

Где было место свято, там стало место лысо.

Извозчики и грузчики прогулки заждалися.

На руках, в черновиках,

По коробкам, в ящиках,

В береженых черепках

И уральских ящерках,

В глаженых, залежанных,

С желтым-кружевом

Наволочках сложенных.

То-то заживем! —

Не мое приданое,

Родовое, давное.

Сковорода, сковорода, за скороваркой самовар

Теряют плоть, теряют жар, переезжают навсегда,

Меняют вес – со мной и без.

Тут был сирень. Тут был мигрень.

Селедчатые тополя

Висели косо, набекрень,

И пухом им была земля,

Шурум-бурум, бала-бала,

Вступай, не-я, где я была.

А я – иди, где буду я,

Как занавеска драная,

Светить сплошными дырами

Между двумя квартирами,

Не ветхим рубищем —

Нарядом будничным:

Между живущим будущим

И прошлым любящим.

Песня

В месте злачне-покойне

На пустой колокольне

Под девятое мая

Хорошо-высоко.

Видно дачные сотки,

Сталинские высотки,

Видно всякие виды,

А себя не видать.

Скажет баба солдату:

Кем мы были когда-то,

Под девятое мая

Я сама не пойму.

Дырки, словно на терке,

На твоей гимнастерке,

У моей телогрейки

Руки обожжены.

Как летят самолеты,

Как идут пароходы,

Мы встречаем у трапа

Каждый новый этап,

И у каждого трапа

Нас встречает Утрата

И утроба Утраты —

Как родительский шкап.

…Он ей не отвечает,

Он в ответ промолчает,

Рукавами качает

Он, ключами звеня,

И ложится без боли

На убитое поле

Тень победы, отставшей

От Георгия дня.

«Вот в тетради, лета ради…»

Вот в тетради, лета ради,

Словно в зоопарке,

Все пингвины, тигры и медведи

В праздничной запарке.

Пересчитываются,

Перечитываются,

Рыкают да ищутся в собственной шерсти,

Ищут себе равного время провести,

Время верное, очень длинное,

Лебединое, журавлиное —

Много дольше напечатанной книжицы,

Где они стоят, а оно движется.

Они в ряд стоят, как бы кубики.

А кругом такой внеуют,

Словно мы в полутемном клубике,

Где читают и есть подают.

«Женское. Бабское…»

Женское.

Бабское.

Из-под-сарафанное.

Рабское. Баское. Деревянное.

Ситчик-голубчик, розовый рубчик,

Дурной – да родной, как зубная паста.

Довольно одной.

Баста.

Я общим бессознательным прикроюсь, как сознательным,

Я общим одеялом укроюсь, как своим,

Укроюсь, как своим —

И буду ма-лы-им?

И малыим, и белыим, и страшным, и дебелыим,

Малявинскою бабой с чугунною губой,

Золовкою коварной, цистерною товарной,

Заслуженной коровой, ведомой на убой.

И каждой,

И любой.

Мой компас земной,

Упорное «больно»:

Довольно одной.

Вольно.

«Я салюта не видела…»

Я салюта не видела.

Я салюта не видела!

Я салата не резала

И балкона не вымела;

Слыша громы недальные

Как бы официальные —

Те, что ходят не шпалами,

А колонными залами,

Не вставала из кресла я,

И увидела полыми

Эти стены воскреслые

В сине-розовом полыме,

И ура многодонные

Тщетно шли Воробьевыми,

И черты наладонные

Мне казались паевыми.

Жизнь в рту была паклею,

Сном, куском с недовескою,

Той уменьшенной пайкою

Иждивенскою-детскою,

Раз досюда не дожили

Те, что все-таки дожили

И узнали, что выжили

Все – и те, что не выжили.

Раз не знаю я, сдюжу ли,

И не знаю, увижу ли.

«– Ходили за линию, взяли языка…»

– Ходили за линию, взяли языка,

А он уже без языка.

Все, что он может издать, язык,

Крик бараний да зверский зык,

Птичье кря да русское бля.

И ни до-ре-ми, ни ля.

Никаких последних вестей,

Ни очертаний чужих частей,

Ни секретных кодов,

Ни потайных ходов.

Отпусти его, что ли,

Пусть побежит на воле.

«Ночь обливная…»

Ночь обливная —

Свежая отбивная,

Перевернешь – и зашипит ужом.

Жизнь, какую не знаю,

За каждым запертым гаражом.

Холодно, да и ладно,

Давай считаться: первый-второй —

Я не буду железной дорогой,

Ты виноградником и горой.

Похожие книги

Франкфуртский выстрел вечерний

Олег Александрович Юрьев

Сказка на ночь

Алексей Петрович Цветков

Случайное сходство

Михаил Натанович Айзенберг

Все сразу

Леонид Шваб, Федор Сваровский

Памяти памяти. Романс

Мария Михайловна Степанова

Проза Ивана Сидорова

Мария Михайловна Степанова

Против нелюбви

Мария Михайловна Степанова

Души сокровищницы двери

Джамаль Хамди

Цветы на обоях

Михаил Борисович Бару

Дорога, которой нет

Татьяна Юрьевна Щербинина

Лихое времечко

Ира Николаева