Но он не ошибся. Щелчок!.. И пуля просвистела у самого уха.
— Предатель!.. — донесся из-за кустов клокочущий от ярости голос.
Еще один щелчок, но теперь Санчесу удалось заметить синюю вспышку слева среди деревьев. Щелчок!..
— Проклятье!
Соскользнув с коня, гарибальдиец поспешил укрыться в кустах по другую сторону дороги. Тут же послышался треск сучьев, и на дорогу выскочил молодой офицер, судя по форме — пьемонтской армии.
— Выходи, трус! — крикнул он. — Я знаю, что ты где-то здесь, подлец!
Корелли осторожно пополз в сторону, но в это время острый камень, прорвав штанину, больно царапнул раненную с неделю назад ногу. Он инстинктивно дернулся, и камень с шумом покатился в овраг.
Щелк! Щелк!
— Прекрати стрелять, идиот! — взвыл Санчес. — Мы ведь союзники! Всех уже…
Но парень словно не слышал его крика и продолжал стрелять, не переставая бросать проклятия:
— Грязный предатель! Ну, сейчас ты у меня получишь!
Корелли вжался в землю, моля Бога о спасении. Какая злая ирония судьбы — неужели ему суждено погибнуть именно теперь, когда отряды Гарибальди распущены и он решил вернуться на родину?
Щелк! Пуля сбила с него шляпу.
Щелк! Следующая угодила в левое бедро, боли не было, но нога мгновенно онемела.
— Проклятый мальчишка, — шепотом выругался Санчес. — Ты сам на это напросился…
Он не собирался убивать офицера и целился ему в ногу, но… Парень вдруг споткнулся и со стоном скатился с крутого склона.
Чертыхаясь, Санчес стянул шейный платок и кое-как перевязал себе рану на бедре, затем, пошатываясь, перешел через дорогу и осторожно взглянул вниз. Его противник неподвижно лежал на спине, и мундир на груди обагрился кровью. Раненая нога нещадно ныла, и все-таки Корелли решил спуститься и посмотреть — может быть, бедняга еще жив. В руке он по-прежнему сжимал пистолет, но эта предосторожность оказалась излишней, поскольку парень уже не мог оказать ему сопротивления. Санчесу не раз доводилось сталкиваться со смертью, и сейчас он ясно почувствовал тошнотворный запах ее приближения.
Гарибальдиец с трудом опустился на колени. К своему великому удивлению он нащупал дрожание пульса. Пусть слабо и с перебоями, но сердце парня билось!
— Эй, приятель, ты меня слышишь? Что же ты натворил! Я ведь не австриец, чтобы в меня стрелять!
Паренек открыл глаза, поднял руку и неожиданно сильно потянул Санчеса за воротник.
— Ты…
— Война окончена! Наши отряды распущены! Ты слышишь?!. Глупец! Какой же ты глупец… — торопливо объяснял ему Санчес.
— Глупец… — слабо прошептал офицер, и рука, только что сжимавшая ворот, беспомощно упала на траву. Быстро белеющие губы что-то прошептали.
Корелли, судорожно сглотнув, склонился к парню. Похоже, пьемонтец о чем-то хотел его попросить.
— Посмотри в кармане… — еле слышно выдавил умирающий. — Там письмо… Возьми его… Не хочу, чтобы он… Отнеси ей…
Санчес молчал. Ему не хотелось связывать себя какими бы то ни было обязательствами. Он хотел отдыха и мечтал поскорее забыть о смерти, и вот теперь это…
— Ради Христа… возьми письмо.
Глаза парня широко раскрылись, и в них была написана такая мука, что Корелли поспешно кивнул:
— Хорошо, я возьму его.
— Умоляю… скажи ей… Пусть не верит ему…
— Господи, что еще?
— Поклянись!
— Эх, что б тебя! Ладно, клянусь сделать все, о чем ты просишь.
Пьемонтец судорожно вздохнул и замер навсегда, не успев передать последнее «прости». Санчес закрыл его глаза, устремленные к небесам, и, ощупав мундир, вытащил смятое письмо. Ого!.. Ну и адрес! Ломбардия… вилла Санта-Виола… Лора Джекилл. Интересно, кто она?.. Его жена? Возлюбленная? Корелли стиснул зубы и с ненавистью подумал о своем обещании. Теперь ему придется найти эту незнакомку, чтобы сообщить, что ее приятеля (жениха или мужа?) больше нет в живых. Вот незадача! Хуже нет, чем говорить с близкими погибших. И как, скажите на милость, объяснить ей — за что он убил этого парня?!
Санчес сунул письмо в карман и, превозмогая боль, полез вверх по склону оврага. Когда он уже почти выбрался, в низине послышались чьи-то голоса. Корелли обернулся и увидел спешащих к нему сразу с двух сторон еще парочку пьемонтцев. Проклятье! Только этого не хватало.
