Лилит - страница 109

Шрифт
Интервал

стр.

Витька нагнулся к лежавшему Мишане, достал у него из кармана маленькие ключи и бросил их мне. Я их поймала.

— Отцепи его, — сказал Витька.

Но мне было не до таких мелочей, как наручники, потому что я видела, что Сережка не то что разговаривать, он даже смотреть на меня не хочет.

— Сережа, ты что, не хочешь со мной разговаривать, Сережа? — стала я его спрашивать. — Что тебе обо мне наговорили?

Он не хотел со мной разговаривать, он снова обратился к Витьке.

— Зачем ты ее сюда притащил? — спросил он.

Это он так спрашивает обо мне!

— Не я ее сюда притащил, это она меня.

— Понятно, — понял Сережка, посмотрел на меня и сказал:

— Сними наручники.

— А ты что, не можешь сказать, что ты меня простил? — Я чувствовала, как все счастливое, что во мне появилось, уходит от меня.

— Если ты хочешь поговорить на эту тему, то поговорим позже.

— Маша, — сказал Витька, — не тяни время. Потом разберетесь.

— Это я тяну время?! Это он тянет время. Ему что, трудно сказать, да или нет? — И я снова посмотрела на Сережку:

— Ты мне скажешь или нет? Или я что, всю жизнь должна здесь стоять с тобой около этой трубы?

Витька подошел к нам, отобрал у меня ключи и снял с Сережки наручники.

Сережка сразу стал растирать запястья рук, они у него были все синие.

— Как вы здесь оказались? — спросил он.

— Я тебе уже сказал, — ответил Витька. — Меня Маша сюда привезла.

— А ты откуда узнала, что я здесь? — спросил он как бы через силу, словно не хотел со мной разговаривать.

— Не скажу. — Я отвернулась, потому что мне снова захотелось плакать, только теперь не от счастья, а от обиды Витька в это время вынул из кобуры под плечом Мишани пистолет и бросил его Сережке. Он едва сумел его поймать двумя руками, наверное, у него еще болели руки после наручников.

Мне хотелось пожалеть его, но я не стала этого делать, потому что он очень меня обидел, и вообще он был за что-то злой на меня, а должен был радоваться, что я наконец снова с ним.

Витька в это время подтащил за руку Мишаню к трубе, защелкнул одно кольцо наручника на его запястье, а второе зацепил за трубу.

— Пошли скорее, — сказал Косарь, выходя из комнаты, — может быть, сможем уйти, нас еще никто не видел.

— И этот тоже? — спросил Сережка и показал на нашего пленного проводника, лежавшего у двери. Потом он обернулся и увидел меня, я все еще стояла у той трубы, к которой недавно был прикован он. — А ты что стоишь? — спросил он меня.

— Не твое дело, — ответила я, — хочу и стою.

Сережка вернулся от двери, схватил меня за руку и потащил за собой как куклу, только такую, у которой ноги сами собой автоматически передвигаются.

Мы быстро пошли по подвалу к лестнице.

Мы были уже около нее. И в это время увидели чьи-то ноги — кто-то осторожно спускался еще только по ее самым верхним ступенькам.

Витька Косарь сразу отбежал назад, встал за угол, за ним остановился и Сережка и я, тащившаяся за ним, потому что он так и не отпускал моей руки. Теперь у меня там тоже будут синяки. Ладно еще на плече, за которое Витька схватил, там хоть под платьем не видно, а на запястье? А он еще держал меня с такой силой, как будто он робот и у него вместо рук стальные манипуляторы. А ведь руки у него могут быть такими нежными…

Тот, кто спускался по лестнице, тоже остановился, наверное, он услышал наши шаги и теперь не решался спускаться дальше.

— Эй, внизу, кто там? — спросил голос сверху.

— Свои, — усмехнувшись, отозвался Косарь.

— Кто свои?

— Что будем делать? — тихо спросил Витька.

— Давай сначала попробуем вперед, — сказал Сережка.

— Подвал большой. Может, здесь есть второй выход прямо на улицу? — Витька сказал это, но в голосе его было сомнение.

— А кто его откроет для нас?

— Хорошо, давай попробуем сначала вперед, а там посмотрим.

Они советовались друг с другом, меня не спрашивали. И хоть Сережка был какой-то не такой, все равно я чувствовала себя настоящей женщиной — мне теперь не надо думать, как выбраться из трудного положения — я сюда пришла, а уж как мне отсюда выбраться, пусть думают они. И я была уверена в Сережке и Вите, что бы там ни было, а вот в обиду другим они меня не дадут — конечно, Сереженьке приятнее самому меня обидеть, чем кому-то это передоверить.


стр.

Похожие книги