- Сударь, - негромко окликнула я его. - Что-то не так? Отчего вы не отдыхаете?
Повернувшись, он поклонился мне.
- Надеюсь, это не я разбудил вас, мадам.
- Нет, совсем нет. Но…
Мне пришло в голову, что это подходящий момент для того, чтобы высказать ему возражения, которые вертелись у меня на языке, по крайней мере, с той поры, как я услышала за обедом его предложения. Мы с ним сейчас наедине, а это такая редкость, учитывая, что Жоржа вечно теребят со всех сторон шуаны и их командиры. Осторожно ступая по ступенькам, сильнее запахнув домашнее платье, чтобы прикрыть живот, я спустилась к нашему гостю.
- Позвольте мне кое-что сказать вам, господин Кадудаль. Я слышала, что вы говорили за столом, и мне кажется… Кажется, в своих планах вы допускаете некоторую ошибку.
Он был выше меня на голову, его сила и массивность просто пригвождали к месту, но выражение лица, как всегда, было открытым и одухотворенным. Это было лицо человека, отказавшегося от земных соблазнов, сильного, чуждого сомнений, нашедшего, по крайней мере, для себя ответы на главные вопросы жизни. Наверное, это и притягивало к нему людей. Его не волновали низменные страстишки, и это ставило его над обычными смертными.
- Слушаю вас, госпожа дю Шатлэ.
Я некоторое время собиралась с духом, потом все же начала:
- Вы говорили о принце крови. Так вот, я знаю его высочество не понаслышке. - Я все еще подбирала слова, чтобы высказаться более деликатно. - Возможно, вы даже знаете, что граф д’Артуа - отец моего сына Жана.
Он кивнул.
- Да, я знаю это. Знаю и то, каким замечательным солдатом становится ваш сын, юный принц де Тальмон. Мне рассказывали об его храбром поведении в Сирии.
- О, я польщена. Но… сейчас речь не о том. Я хотела сказать, господин Кадудаль, что граф д’Артуа никогда ничем вам не поможет в Бретани. Никогда и ничем, - я повторила эти слова, чтобы они прозвучали более веско. - Вы совершенно напрасно возлагаете на него такие большие надежды. Поверьте мне, я говорю не с чужих слов.
Шуанский вождь внимательно смотрел на меня.
- Почему вы так уверены, мадам?
- Потому что для таких подвигов у его высочества была уйма времени, - пояснила я запальчиво. - Целых десять лет, пока продолжается революция, он мог бы высадиться во Франции, будь то на Юге или на Западе, чтобы помочь героям, которые сражаются за королевские лилии! Граф д’Артуа никогда не воевал и не доказывал доблесть на поле брани. Тем более он не станет это делать сейчас, когда во Франции у него появился столь опасный противник, как Бонапарт.
Я могла бы еще прибавить, что и прежде, при Старом порядке, его высочество отличался разве что строительством парков, тратой денег и погоней за женщинами.
Его образ жизни был, среди прочего, одной из причин ненависти множества французов к королевскому семейству и последующей гибели Людовика XVI и Марии Антуанетты. На словах порицая короля за нерешительность, он, тем не менее, сам ни разу не пренебрег собственной жизнью и не вступил с революционерами в открытую схватку. Его, сибарита и донжуана, даже невозможно было представить отдыхающим где-нибудь в бивуаке или ночующем в овраге… Это - удел таких, как Кадудаль и мой муж.
Я не стала говорить всего этого, понимая, что слишком негодовать на принца крови не стоит - он может быть еще очень полезен Жану. Но и скрывать свои соображения от Кадудаля я не хотела, тем более, что Александр полностью разделял убеждения шуанского предводителя и мог вместе с ним совершить ложные шаги, которые будут стоить ему жизни.
Я ожидала, что Кадудаль будет спорить со мной. Однако этого не произошло. Он выслушал меня спокойно и внимательно, потом покачал головой. Голос его был глух, когда он ответил мне:
- Все это, возможно, и так, мадам. Но я даже не буду обсуждать с вами храбрость его высочества.
- Ах, ну да, - сказала я с некоторой досадой. - Как же можно обсуждать принца, он ведь брат помазанника Божия!
- Да, и по этой причине я запрещаю себе подобное, - согласился он. - Но вообще-то дело не в этом.
- Ну, а в чем же? Ведь вы зовете моего мужа и других своих товарищей в бой, обещая им именно высадку и помощь принца!
