- Господин Кадудаль, хочу попросить вас…
- Пожалуйста, мадам. Все мои силы к вашим услугам.
- Ваша жизнь, как вы сказали, превращена в пепел… но все-таки, касательно моего мужа…
Решившись, я выразительно произнесла:
- Мой муж - отец маленького мальчика. Вот-вот у нас родится еще один ребенок. Все-таки нельзя сказать, что жизнь герцога кончена и он ни перед кем не в ответе. У него есть семья. Он так нужен мне и малышам, сударь! Пожалуйста, заклинаю вас: остановите его, если борьба станет бессмысленной. Верните тогда его нам живым! Наш с герцогом сын Филипп - ваш крестник. Не позвольте ему стать сиротой!
Кадудаль испустил вздох:
- Вот почему я всегда запрещаю своим людям жениться! Нельзя жениться, когда посвящаешь себя безнадежному делу!
- Но герцог уже женился, - возразила я. - Прошлое не изменить.
- Я хорошо понимаю это. И о своем крестнике всегда помню, не сомневайтесь.
Его глаза заискрились. Он извлек из складок суконного сюртука холщовый мешочек, развязал его и достал изящный серебряный колокольчик величиной с половину моей ладони. По ободку этой вещицы зелеными брызгами были разбросаны камешки хризолиты. Поймав мой удивленный взгляд, Кадудаль пояснил:
- Это игрушка, подарок для маленького Филиппа. Точная копия главного колокола в церкви святой Анны в Орэ. Эта церковь - мое излюбленное место для молитвы. Завтра мы уедем рано, передайте подарок мальчику, ведь я не смогу повидаться с ним.
- Непременно передам, - пообещала я, тронутая до глубины души.
Подумать только, найти время в круговерти войны, чтобы подумать о ребенке! Я никак не ожидала подобного от Кадудаля, считая, что его единственная страсть - роялизм.
- Филиппу понравится, колокольчик очень красив!
- Пусть Филипп Антуан будет счастлив. Поверьте, мадам дю Шатлэ, я сделаю все, что в моих силах, чтобы ребенок не потерял отца.
Он мягко сжал мою руку и, поклонившись, удалился в темноту лестницы.
Я поверила ему…
Как и многие в Белых Липах, Александр вряд ли крепко спал этой ночью. По крайней мере, когда я, уже под утро, взволнованная и чуть замерзшая, скользнула к нему в постель, пытаясь прижаться покрепче, он сразу подвинулся, давая мне место, и изменил позу, позволив мне положить голову ему на плечо.
Мы долго время лежали в полудреме, наслаждаясь близостью друг друга. Нам не было нужды подробно обсуждать что-либо - многое было ясно без слов. Я понимала, что утром Александр уедет с Кадудалем, что в их планах - дать синим еще одно сражение перед тем, как в Бретань прибудет Брюн. Для меня снова потянутся дни ожидания и тревоги. Слава Богу, хоть обещание Жоржа несколько скрасит для меня грядущее одиночество - я не буду бояться, что герцога пошлют в самое пекло, откуда он не вернется живым. Кадудаль дал слово, что не будет использовать моего мужа, если дело белых окажется совсем безнадежным.
- Сюзанна, - голос Александра в ночи прозвучал так мягко. - Подумайте… может быть, настал час отправиться в Англию? Я совсем не думала об этом. Его вопрос, вполне резонный, застал меня врасплох.
- Но ведь еще ничего не ясно, - прошептала я после паузы. - Брюн еще не прибыл… Бонапарт еще не показал лица…
- Но Жанна Луиза уехала. Как по мне, она поступила благоразумно.
Я ласково провела пальцами по его лицу, прослеживая профиль.
- Мой милый, нет. Разве вы забыли?
- Что?
- Мы будем неразлучны. Как нитка с иголкой. Разве не такую клятву мы дали друг другу совсем недавно?
- Ах да.
Я в темноте скорее не увидела, а почувствовала, как он улыбнулся. Потом крепче прижал меня к себе. Ребенок принялся стучать ножками у меня в животе. Он часто так делал на рассвете - должно быть, когда он пробуждался сам, ему казалось, что и всем пора просыпаться… И он уже был так велик, что легко можно было ощутить и его пяточки, и ручки, и ягодицы. Ему порой было тесно, и он пихался, барабанил кулачками, выражал возмущение неудобствами… Ощущал это и Александр, поэтому мы некоторое время лежали, слушая, как неутомимо движется наше дитя.
- Сильный мальчик, - проговорил герцог негромко.
- Александр… если это будет девочка…
- Девочка? Вы же знаете, саrissimа, это не расстроит меня.
