- Что вы говорите? - переспросила я вспыхивая. - Кого это вы так именуете?
- Ваших сопливых негодниц, которых вы обманом сделали барышнями дю Шатлэ. На самом деле они никакие не дю Шатлэ, я об этом давно догадалась.
Они совершенно не похожи ни на вас, ни на Александра. Это незаконнорожденные, позор которых он прикрыл!
Меня распирало от негодования, что она так бесцеремонно вмешивается в наши с мужем дела, подвергает обсуждению решения Александра, и оскорбляет ни в чем не повинных Веронику и Изабеллу. Но, повременив с выражением гнева, я бегло просмотрела бумаги, которые она мне дала. То, что я прочитала, поразило меня больше, чем то, что я услышала. Это был отрывок из старухиного завещания. Герцогиня де Сен-Мегрен завещала все свое американское имущество, которым владела пожизненно, и доходы от него своим правнучкам, Изабелле и Веронике дю Шатлэ, с тем, чтобы каждая получила из него равную долю, при условии, что правнучки не уйдут в монастырь и не совершат мезальянса. А главное - если не будут претендовать на свою часть в бретонском наследстве, предоставив распоряжаться им своим младшим братьям и сестрам.
Как-то очень невнятно Анна Элоиза пробубнила:
- Я переписала свое завещание… Раньше я хотела завещать все это своим дочерям, Эмили и Катрин, которых любила больше всего. Но Катрин приняла постриг, а Эмили… Эмили умерла. Когда здесь появились вы со своими отпрысками, я поняла, что они оторвут часть имущества герцогов. Я не хочу допустить этого.
Помолчав, она добавила:
- Это и будет нашей с вами сделкой. Дайте мне слово, что не тронете бретонские владения, и я отдам вам все, что было у меня в Америке.
- Но откуда… откуда такое состояние? - прошептала я пораженно. Так называемое американское имущество, как я видела, состояло из луизианского поместья Бель-Эр и двухсот тысяч старых ливров в банке Гранье в Новом Орлеане. Нет, конечно, я кое-что слышала о предках Александра, которые были колонистами в Новом Свете и по воле Людовика Солнца даже занимали там должности губернаторов. И в Белых Липах было полно редких растений - свидетельств той, американской жизни, привезенных оттуда в Бретань более века назад. Взять хотя бы тюльпановые деревья близ Чарующего озера… Впрочем, деревья деревьями, но чтобы такое?…
Анна Элоиза скользнула по мне насмешливым взглядом.
- Вас удивляет сумма в банке? Да, я знаю, она велика.
- Велика? Да у меня даже нет слов… В старых ливрах!
- Не обольщайтесь. Их сейчас не достать. Англия не допускает французов до путешествий по морю. И правильно делает, поделом им, этим убийцам короля!
Старуха была права. Новый Орлеан был нынче недосягаем для коммерческих связей с Францией, вся морская торговля испытывала затруднения из-за блокады, которую устроила Англия французским кораблям. Но мне, привыкшей в последнее время к убыткам, подсчитывавшей все расходы, даже видеть такую сумму на бумаге было удивительно. Да еще убедиться, что она теоретически принадлежит нам… Я ожидала объяснений от Анны Элоизы. Кряхтя, она с величайшими предосторожностями опустилась в кресло, не принимая, впрочем, от меня помощи, и, только усевшись окончательно, стала говорить.
- Вы не понимаете? - произнесла она скрипучим голосом. - Где уж вам сразу понять, с вашими-то куриными мозгами… Мой муж, упокой, Господи, его душу, перед тем как жениться на мне, жил в Луизиане, а его предки появились там еще на пятьдесят лет раньше. Бель-Эр - это его тамошнее поместье, которое я в глаза никогда не видела. Когда мой муж уехал во Францию, а было это в 1738 году, усадьбу оставили на управляющего. Там выращивали хлопок, насколько я помню… Бель-Эр был доходен, уверяю вас.
Слушая старуху, я вспомнила, что так же обстояли дела и с отцовскими владениями на Мартинике. Отец тоже предпочитал не бывать там. Пти-Шароле, наша антильская «маленькая беседка»… Что-то стало с ней сейчас, кто там хозяйничает?
- Да, когда-то Бель-Эр давал десять тысяч ливров в год, - резко продолжала старая дама. - Мы их не востребовали, отправляли в американский банк. Как видите, пролежав там много лет, они превратились во внушительную сумму.
