- Ах, моя дорогая, - произнес он, покачав головой. - Это был мой друг. И его убили предательски как раз именем Бонапарта!
Я подозревала уже, что, даже если Александр поедет в Париж, уговорить его на мир будет трудно. Но меня сейчас это не беспокоило. В конце концов, нам надо выиграть время и спастись от казни. В будущем кое-что может разительно измениться, и проблемы надо решать поочередно, потому что их чересчур много. Что до графа де Фротте, то я помнила, какие насмешливые карикатуры на Бонапарта он распространял, и сказала об этом мужу.
- Да, я тоже видел их, Сюзанна. Переворот 18 брюмера и первый консул в образе нервнобольного. Ясно, что вероломное убийство Фротте - это была личная месть Бонапарта. Он, выходит, мелочен и низок. Луи просто заманили в ловушку.
- Но ведь вы не Фротте, - возразила я. - Вы не рисовали карикатур.
Александр насмешливо приподнял бровь:
- Предлагаете мне прикрываться этим жалким фактом, любимая?
- Нет, - сказала я резко, в душе поражаясь, как он все еще может сохранять браваду. - Александр, я так люблю вас, что даже если бы весь мир воевал с вами, я бы стояла рядом и подавала заряды. Но должно же быть у человека хоть какое-то благоразумие? Я ищу способы и предлоги, которые спасут вашу жизнь, а не отнимут ее!
Он испустил глубокий вздох, словно сбросил с плеч огромный груз. Потом, поцеловав обе мои руки, улыбнулся.
- Успокойтесь, саrissimа. Что-то вы слишком многое вменяете себе в обязанность. Я буду жив - по крайней мере, пока переговоры не закончатся. А в остальном…
- А в остальном? - отозвалась я, как эхо, испуганно и вопросительно.
- Повторяю вам, дорогая, в остальном вы должны быть мужественны. В лучшем случае я вернусь. В худшем - вы возьмете детей и уедете в Англию. Там все готово для вашего приема. Там вас ждет отец.
Раздался стук в дверь. Я нервно вздрогнула.
- Видимо, время заканчивается, - сказал Александр.
Невыразимая нежность появилась в его глазах. Он будто отстранился на время от своих трагических воспоминаний и сконцентрировался на мне. Несколько мгновений он снова, как в начале нашей встречи, изучал мое лицо, весь мой облик, начиная от волос и заканчивая бантами на туфлях, словно хотел запомнить надолго. Потом привлек меня к себе, нежно поцеловал в губы.
- Я люблю вас, Сюзанна. Помните об этом всегда. И если я не вернусь…
- Нет.
Быстрым движением я мягко зажала ему рот.
- Ни слова больше, господин герцог.
Я тоже наклонилась к нему и тоже припала губами к его губам кратким поцелуем.
- Я буду сильной, Александр. Но не в том, о чем вы меня просили. Я буду верить в ваше возвращение так неистово, что перечеркну любой злой рок. И никто… никто не сможет заронить мне в душу сомнение в этом.
- Так, значит, мы не прощаемся?
- Только на время, дорогой.
- Хорошо. Да хранит Бог вас и наших детей, госпожа герцогиня.
Герцог поцеловал меня в лоб и направился к двери, за которой его уже ждал конвой. Я смотрела мужу вслед, и чем дальше он уходил, тем сильнее мои глаза наполнялись слезами. Я кусала губы, но со слезами справиться не могла, несмотря на мужество, которое Александру клятвенно обещала.
5
Генерал Дебелль увез Александра в Париж на рассвете следующего дня. Тогда же поместье покинули солдаты генерала Брюна. Последний был, конечно, в ярости от факта, что герцог дю Шатлэ ускользнул из его рук, но продолжать препирательства с Дебеллем не мог, поскольку его собственная миссия в Бретани затянулась и его давно ждали в Голландии, на новом месте службы. Брюну следовало сворачивать дела и отправляться на север. Бретань была умиротворена, и вместо Брюна сюда должен был прибыть генерал Бернадотт.
Назначение Бернадотта означало, что в провинции не осталось больше очагов открытого сопротивления и сюда, стало быть, можно присылать из Парижа даже самых одиозных субъектов: новый командующий был известен как экзальтированный республиканец, носящий на правой руке татуировку «Смерть тиранам!». Несколько лет назад, когда он был французским послом в Австрии, австрийцы, разъяренные его вызывающим республиканизмом, который в Вене воспринимался как пляски на костях несчастной Марии Антуанетты, напали на французское посольство, растоптали республиканский триколор и едва не порвали в клочья самого Бернадотта. Теперь Бретани, покоренной и обескровленной, предстояло смириться с его владычеством.
