Брике осторожно тронул меня за руку.
- Мадам… Милая мадам, что я могу для вас сделать?
В его голосе было столько теплоты, что я на миг сломалась. Ухватившись рукой за его плечо, я какой-то миг стояла неподвижно, будто черпая силу в преданности этого юноши. Кто бы мог подумать, что именно в Брике, неграмотном, невежественном, вороватом, я найду столько понимания?
- Брике, знаешь… ты просто замечательный.
- Вам не под силу все делать самой. Прикажите мне что-нибудь, вы же знаете, что я справлюсь.
- Знаю, Брике. Но мне нечего приказывать. Будь где-то поблизости, ты можешь мне понадобиться.
- Вы не хотите, чтобы я разыскал господина герцога?
Я покачала головой.
- Шуаны донесут до него слух о том, что случилось, быстрее, чем ты его разыщешь, Брике. И я еще не знаю, что он скажет мне, когда узнает… что мы сдались.
Я благодарно поцеловала юношу в щеку и стала спускаться.
Пробило полночь. Республиканские солдаты были повсюду: в комнатах, галереях, вестибюлях. Были выставлены часовые. Синие готовились к ужину и сну. Они распаковывали ранцы, выкладывали на сукно лепешки, фляжки с вином, сыр и овощи.
Кухня уже была оккупирована ими, и, как я поняла, большинство наших служанок работало сейчас на обслуживание этой оравы. Они жарили республиканцам омлеты и колбаски, разливали суп. Количество нахлебников показалось мне кошмарным. Боже мой, во что выльется одна их кормежка? И сколько времени они собираются здесь пробыть?
Преодолевая брезгливость, я пробралась между лежащими и сидящими вдоль стен солдатами в галерею и побрела в большую гостиную. Оттуда доносились голоса, причем довольно громкие. Должно быть, синие офицеры, следуя примеру рядовых, тоже хорошенько выпили - в честь победы. Пытаясь сдержать биение сердца, я подошла к двери.
- Меня разыскивал генерал, - сказала я часовому. - Я хозяйка усадьбы.
- Да. Генерал Брюн ждет вас, гражданка.
Я вошла, но республиканцы были так увлечены жарким спором между собой, что не заметили моего появления. Вообще само присутствие синих в этом роскошном зале, среди золоченой резьбы, мрамора, пышных рокайлей и искусных росписей казалось мне кощунством. Дым от трубок столбом стоял в воздухе. Я поморщилась. Они сдвинули изящные столы, разложили на них свои бумаги и оружие, расстелили карту, расставили бутылки. Сквозь завесу табачного дыма я смогла, впрочем, разглядеть, что гербы герцогов дю Шатлэ - каменные барельефы над камином - сбиты. Куда-то исчез и шелковый каминный экран, вышитый теми же гербами. В моей памяти поневоле замелькали неприятные воспоминания: разорение Тюильри, развороченная обстановка моего дома на Вандомской площади, - и я ощутила давнюю, забытую уже, жгучую ненависть к людям в синих мундирах.
- Добрый вечер, - сказала я резко и громко, - мне хотелось бы кое-что спросить.
Они обернулись. Один из них, самый высокий, в шитой золотом форме и блестящих эполетах, остановил на мне долгий взгляд, и мгновения, в течение которых он рассматривал меня, показались мне весьма томительными. Мне не нужно было долго гадать, что понять: передо мной - Гийом Брюн. Это и по генеральскому мундиру было понятно. Да еще этот рост - он его и раньше выделял из толпы. Странно, как я раньше не замечала, что его голова вроде как непропорционально мала для такого длинного тела? Впрочем, не время было задаваться такими нелепыми вопросами.
- Да, я вас звал, - ответил он мне. - Есть одна трудность…
Генерал не договорил. Мне казалось, что внешне он мало изменился. Хотя, впрочем, я очень смутно его помнила. Глаза у него были карие, какого-то даже шоколадного оттенка. И усы остались. Когда-то он отказался от усов, чтобы угодить мне. Ну, и, разумеется, выправка у него теперь была отменная, жесты - уверенны и надменны, как и подобает прославленному генералу Республики, отвоевавшему Голландию у англичан.
Нахмурившись, он спросил:
- Вы - гражданка дю Шатлэ?
- Я герцогиня дю Шатлэ, - вырвалось у меня.
Почему-то в присутствии этого человека я чувствовала себя униженной и мне хотелось хоть резкостью тона исправить это ощущение. Может, причиной тому было воспоминание о том интимном, что между нами было. Он ведь все-таки овладел мною когда-то, он, который заставил Белые Липы сдаться и стал здесь хозяином. Он был моим врагом. И он имел надо мной власть. Легко ли сознавать это в отношении человека, который когда-то подчинил тебя еще и как женщину!
